В тот момент, когда, казалось, ничто в мире уже не способно остановить Десятую Мировую, вдруг начались официальные переговоры с какими-то предварительными подписаниями.

Я не вникала в их расплывчатую суть, и даже не до конца верила, что наконец наступит долгожданный мир. Лишь мечтала поскорее увидеть родителей живыми и невредимыми, и не по видеосвязи, а воочию, рядом с собой. Подойти к ним и крепко-крепко обнять со слезами счастья на глазах.

После того, как был подписан сто пятидесятый мирный договор, мне разрешили вернуться в родной город Тормсил.

– Милая моя, как ты выросла, – чуть не плача, говорила мама в очередном видеозвонке. – Нам прямо не верится, что скоро мы увидимся и будем жить, как нормальная семья.

А у меня перехватило дыхание и пропал дар речи от захлестнувшей волны эмоций. Я не смогла ничего внятно сказать, только что-то промямлила еле слышно и кивнула.

Неужели все самое страшное позади и о тревогах можно будет забыть на долгие годы?

Папа получил Звезду Героя и целый список привилегий, одной из которых не преминул сразу же воспользоваться.

Теперь я имела право учиться в самой престижной школе родного города, куда ходили детки богатых и знаменитых. Не скажу, что меня это сильно порадовало. Скорее, наоборот. Не хотела и рядом стоять с трусливыми и жалкими маменькиными-папенькиными дочками и сыночками. Теми, кто тяжелее кружки и телефона ничего в руках не держал. Теми, кто сидел в надежных убежищах в окружении целого штата прислуги, или потягивал смузи на палубе роскошной яхты в жарком море, пока я вкалывала на ферме наряду с дедушкой, бабушкой и наемными работниками-беженцами.

Честно говоря, мне на элитных отпрысков смотреть-то было противно. О дружбе и речи идти не могло. Тем более, я в их глазах выглядела этаким безжалостным монстром-людоедом, от которого надо держаться подальше. Еще бы, я собственными руками могла отрубить голову бедной-несчастной курочке, а еще пристрелить беззащитную уточку. Ну, просто маньячка, иначе не скажешь.

Тем сильнее было удивление первых красоток класса, когда на меня обратил внимание Чарли Грейсон. Звезда школы. Солист подающей большие надежды молодежной рок-группы. Наследник многомиллиардного состояния, что, правда, казалось сущей мелочью на фоне прочих его достоинств. Ибо наследников много, а красавчик Чарли Грейсон такой один-единственный. Уникальный и неповторимый.

По нему все девчонки сходили с ума. Никто из них не ожидал, что объект их страстных фантазий пригласит на репетицию концерта неприметную деревенщину.

С трудом пережив этот факт, главная стерва класса с подружками решили меня хорошенько отмутузить в туалете. Забыли, что монстров лучше не дразнить.

И пусть перед директором мы все предстали немножко помятые, я обошлась выдранной прядью волос и разорванной блузкой, а тем пятерым досталось покрепче. От синяков на руках и фингалов под глазом до разбитого в кровь носа.

Получив памятный урок, девицы больше не нарывались. Но по-прежнему не могли понять, почему их кумир предпочел нищую замухрышку, живущую в ветхом домишке с заколоченными фанерой окнами. Которая еще и сама те окна заколачивала, вооружившись заказанными в магазине стройматериалов листами фанеры и шуруповертом… А еще у нее нет ни одной дизайнерской шмотки. Вот ведь позорище, не правда ли?

Но Чарли подумал совсем иначе, когда после уроков подвез меня домой на крутом мотоцикле. Выслушав короткий рассказ о том, как я тут обживаюсь в ожидании возвращения родителей, он похвалил за старательность и храбрость. Его богатые поклонницы со страху бы обделались, проведя здесь хоть одну ночь наедине с пистолетом под подушкой.

Мы так и не поняли, стекла выбило взрывной волной или постарались мародеры, которые вынесли все более-менее ценное, даже старый и не вполне исправный холодильник. Это уже и не имело значения. Главным для меня было – дожить тут до возвращения родителей.

Папа настаивал, что сам займется ремонтом. Как назло, после окончания войны его в составе миротворческой миссии отправили на Восток. Мама, как обычно, последовала за ним. И теперь мне лишь оставалось дождаться их возвращения из далекой пустыни.

Командировка должна была скоро закончиться. А пока я одна присматривала за нашим небольшим одноэтажным домом, чтобы его снова никто не разгромил.

По сравнению с военным временем, в городе стало безопаснее, на улицах появились полицейские патрули. Мамы с маленькими детьми больше не боялись выходить на улицу.

Жизнь стала налаживаться. И только закрытый для всех центр города, обнесенный громадным забором с надписями через каждые десять секций “Осторожно! Радиация!”, напоминал о том, что как прежде не будет. Еще очень и очень много лет, даже с учетом новейших методов очистки пораженной территории. Вдали за бетонным ограждением, поверху обвитым мотками колючей проволоки, виднелись серо-коричневые руины разрушенных небоскребов.