Филип с самого утра сидел в сарае, исследуя коллекцию оружия, захваченного у непрошеных гостей, а также все наточенные инструменты и фермерский инвентарь, оставленный прежними жильцами. Он знал, что должен сделать, но выбор способа расправы для него был очень мучителен. Сначала он выбрал автомат. Он и самый быстрый, и работу свою делает чисто. Или использовать пистолет? Хотя… Пистолет – это слишком холодно и безлично. Использовать топор или мачете Филип решительно не желал: слишком грязный и ненадежный способ.
Наконец он остановил выбор на пистолете «Глок», который отобрал у лысого захватчика. Филип наполнил магазин патронами и взвел курок. Он сделал глубокий вдох и двинулся к выходу из сарая.
С наружной стороны сарая доносились скребущие звуки. Вся вилла кишела мертвецами, наводнившими окрестности после вчерашней перестрелки. Филип пинком открыл дверь.
Дверь врезалась в женщину-зомби средних лет в запачканном сарафане. От удара та упала. Филип поднял пистолет и прострелил ей череп, даже не замедлив шага.
Звук выстрела эхом пронесся по округе. Труп содрогнулся в конвульсиях в кровавом облаке и, наконец, замер. Филип вышагивал по двору, как Терминатор, делая выстрел за выстрелом, отправляя все больше неживых в чистилище.
Прошло много времени, прежде чем Филип смог собрать волю в кулак и понять: пришло время сделать то, что должно быть сделано.
У него оставалось еще пять патронов в магазине.
Под деревом сидел труп маленькой девочки. Филип и Ник привязали ее к стволу, чтобы она не сбежала и никого не укусила. Филип подошел, поднял ружье и направил ствол мертвой девочке между глаз. Здравый смысл говорил: «Давай быстрей. Просто сделай это – и все».
Но палец застыл на курке, руки задрожали.
– Я не могу, – пробормотал Филип.
Он опустил пистолет и посмотрел на дочь. Привязанная к дереву, Пенни рычала, как бешеная собака. Ее лицо фарфоровой куколки сморщилось и превратилось в белую гнилую тыкву с пустыми блестящими глазами, как две серебряные монетки. Ее когда-то невинные губки-тюльпанчики теперь почернели и потрескались. Она не узнавала отца.
От этого Филипу захотелось умереть. Он стоял и вспоминал, как смотрел Пенни в глаза каждый раз, когда забирал ее из детского сада или из дома ее тети Нины после долгого, трудного рабочего дня. Одного радостного взгляда девочки ему хватало, чтобы продолжать жить. Но теперь искра жизни ушла из ее глаз навсегда.
Филип знал, что ему нужно сделать. Пенни рычала. Лицо Филипа исказилось от муки.
– Я не могу, – повторил он, отводя взгляд.
При виде дочери в таком состоянии по всему его телу пробежал электрический разряд ярости – искрящий, как наконечник сварочной горелки, распаляющий невидимое пламя где-то глубоко внутри. Он услышал голос: «Вспори миру брюхо, разорви его на части, вырви ему сердце… прямо сейчас!»
Он пятится прочь, сгорая от бессильной ярости.
Земельный участок вокруг виллы, согретый теперь мягкими лучами утреннего солнца, по форме походил на полумесяц. Особняк стоял в центре, а хозяйственные постройки выстроились по аккуратной дуге позади дома: каретный сарай, небольшой склад для сенокосилки и трактора, сараи для инструментов, гостевой дом на сваях и большой сарай, обшитый досками и выкрашенный в бледно-розовый цвет, с огромным флюгером на крыше. В это последнее строение, с проеденным червями деревянным покрытием, в настоящий момент и направлялся Филип.
Он понимал, что нужно слить этот ядовитый поток, текущий через него, найти ему какой-то выход.
Двойные двери сарая были заперты на гигантской деревянный засов по центру. Филип подошел и откинул планку. Двери со скрипом открылись, выпустив облако пыли. Филип прошел внутрь и закрыл за собой двери. В сарае пахло конской мочой и заплесневелым сеном.
Две фигуры извивались в углу амбара – те, кого он прозвал про себя «Сонни и Шер». Эти два наркомана напали на них, они виноваты в смерти его дочери. И теперь их ждет расплата.