— Товарищ майор!
Полынин улыбнулся и протянул в ответ крепкую руку.
— Уже подполковник.
— Поздравляю, — пожелание прозвучало довольно холодно. Холмогорцев тут же вспомнил пустоватые блеклые глаза генерала, да и сам преследователь всего инакомыслящего больше напоминал серого, невзрачного чинушу невысокого ранга.
— Что-то случилось, Степан?
— Да ваши коллеги постарались настроение испортить, Кирилл Тимофеевич.
— Понятно, — Полынин тут же поскучнел. Сам он был одет в модный плащ, из-под которого выглядывал серый «рабочий» костюм, на заднем сиденье лежала шляпа. Чисто выбритое лицо, запах хорошего одеколона, товарищ подполковник точно не в «поле» сейчас трудился! Видимо, все эти мысли явственно отразились на лице Холмогорцев, и Полынин в ответ ехидно улыбнулся. — Хорошо выгляжу? Так уж, извините, работа нынче такая. Приходится все больше по начальственным кабинетам охаживаться.
— Да я что, я разве против? Вы всегда мне нравились.
— У кого были, Степан?
— Генерал Черкесов вызывал. Политику партии мне втолковывал. Мол, не с теми людьми якшаюсь и забываю регулярно в органы стучать.
— Вот сволочь! — Полынин занервничал, его кисти крепко сжал баранку, обшитую кожей. — Прислали из Ленинграда сюда с повышением Пятое управление. Наслышан я уже о его дурной деятельности. Беды от него больше, чем пользы.
Холмогорцев оживился и с интересом уставился на бывшего куратора.
— И что, даже вы ничего сделать не можете?
Полынин медленно повернул голову.
— Да, представляешь, и мы. Контора, организация огромная и далеко не всем по нутру перемены, и вы попаданцы в том числе. Он тебе угрожал, Степа?
Барьер отчужденности немедленно разрушился, треснул как неокрепший осенний ледок.
— Да особо нет, Кирилл. Предупреждал, грозил, но больше как-то исподтишка старался все выведать. Мутный тип. Но я в основном отмалчивался, не впервой. В будущем как-то попался на заметку нашему отделу «Э», вот те буквально клещами каждое слово из меня тащили. Но и они обломались.
— Отдел «Э»?
— По экстремизму. Они любили, по так называемой русской статье возбуждаться, — заметив недоумение на лице Полынина, Холмогорцев пояснил. — Это за межнациональные тёрки уголовка, только сажали почему-то исключительно русских. Абреки и чуреки с Азии были лицами неприкосновенными. Там же диаспоры возбудятся, начальство будет бухтеть, одни проблемы, короче. То ли дело русского Ваньку посадить, за него никто не вступится.
— Охренеть! Как вы до жизни такой дошли?