Монах достал серебряное Распятие.

— Отец Томас! — Манрок решительно окликнул инквизитора. — Мы сами проводим нашего брата в последний путь. По завету предков!

Инквизитор смерил вождя долгим взглядом черных глаз, однако орк не отступил, выдержал взор церковника. Томас Велдон спрятал крест в рукав темно-коричневой рясы, которую носил поверх горской куртки. Теперь внимание монаха переключилось на окровавленную повязку на руке орочьего вождя.

Акан Рой едва слышно чертыхнулся.

— Хорошо хоть эти собачиться не начали, — произнес он.

Монах подошел к вождю почти вплотную.

— Тебе надо помочь, — сказал он, — кровотечение не остановится, пока стрела в плече.

Морок недоверчиво посмотрел на инквизитора.

— Веруешь ли ты? — продолжил отец Томас, он снова вытащил серебряный крест.

Орк шумно вздохнул:

— Верую. Только Бог Отец и Бог Сын — не мои боги.

Томас Велдон посмотрел куда-то вдаль и снова спрятал Распятие.

— «А для язычников милости Твоей нет», — не глядя перед собой, монах процитировал Священное Писание и направился обратно в лагерь.

Воины Манрока нехорошо косились на инквизитора. Очень нехорошо.

— Проклятье! — тихо прорычал Рой. — Зря они так!

— Кто?

— Да оба! — в сердцах произнес толстяк. — Не до жиру, быть бы живу. Мы в Запустении, а они надумали мериться верой! Морок, ну ты-то чего?

Орк отмахнулся здоровой рукой:

— Сами справимся. Чем шуметь, помоги лучше.

— Я-то помогу, — толстяк сплюнул и потянулся к фляжке на поясе, — токмо бренди на тебя, упрямца, жаль.