Глава 4
Плавучий мотоциклет
Вечером Морозов начистился, побрился, воротничок свежий пришил, еще раз в зеркало на физию полюбовался, ладонью щетину попробовал. Кивнул сам себе. Годится, значит. Никак на свидание намылился, к ближнему бою готовился. А морда сияла, как чайник на кухне у Николая Семеныча. Гимнастерку дернул, увел за ремень. Да хорош, хорош, что суетиться-то, нервничает, что ли? Почему нервничает? Был он чуть ниже меня ростом, спортивный, отличная выправка, русые волосы под ежик. Подмигнул сам себе. Ну, мог бы медаль прицепить – «За боевые заслуги» он получил еще до того, как в мой экипаж попал, – но не стал. Одобряю, не на парад ведь. Алексей обернулся, фуражку надел и сообщил:
– Пройдусь. До медпункта, – откашлялся в кулак, глянул исподлобья.
– Выдвигайся, – усмехнулся я.
Сообщает черт предприимчивый, чтобы не встретиться там. Нет, а с чего бы это нам и не встретиться? Хожу к кому хочу… Сегодня я не собирался к ней, да. Даже вот не вспомнил. А Морозов отправился, и зло взяло. Я сел на кровати. Ну, что мне эта Софья Пална. Софья. Соня… примерился я. Подходит ей имя. Глаза большие, как у совы. Соня… Сонечка… Почему-то вспомнилось, как у землянки комэска опять ближе к вечеру пересеклись. Смешно встретились. Я туда, она – оттуда. Вылетела, снизу бежит, я не успел отступить. Ну, скажем так – будто не успел. Налетела на меня на верхней ступеньке, нос к носу, ладонью в грудь мне даже ткнулась, и близко так глаза ее эти растерянные. Серые или зеленые? Рукой пуговки на гимнастерке у себя поправила. Запястье тонкое. Пальцы в волосы запустила и губы скривила вопросительно. Потом вдруг улыбнулась, поняла, значит, что я дорогу-то перегородил, и пауза затянулась. Но не хитро улыбнулась, как Вера, не язвительно, как Анна обычно делала, будто без нее, понятное дело, жить не можешь. Не-ет, тут другое было, такое мелькнуло на ее лице, как если бы рада она мне одному, что ли. Что за улыбка такая? И дурацкая шутка моя показалась грубой. Опять чинно раскланялись, опять она дереву кивнула.
Я прошелся по землянке туда-обратно. Поднялся наверх. Закурил. Смотрю, Алешка у кухни с Верой-поварихой, помощницей Николая Семеновича, снисходительно беседует. Попробуй не увидь, да и смех Верин колокольчиком далеко слышно. Федин выскакивает от Мухалева и замечание поварихе делает, а сам все лысину нервно вытирает, ревнует он ее страшно. Но как говорит Галюченко: «Такой ширины организм женский тише смеяться и не может, ты хоть что ему делай, хоть сам комэск наряд вне очереди влепи!»
Ну, да Галюченко тоже неравнодушен к Вере. А Вера все Морозову борща подливает да второе с добавкой выдает, краснеет. А если он еще и пошутит, то ее на смех этот пробивает. Федин же облезть готов от злости. Такой вот треугольник с гипотенузой.
Морозов заметил меня, но сделал вид, что не видит. Только челюсть больно независимо вперед выехала. Я ухмыльнулся, вернулся в землянку, разделся, вытянулся на кровати и уснул. Пока проваливался в сон, успел решить, что во всем виновато ее имя. Соня. Мягкое чересчур. Вот меня и переклинило. Была бы она Фекла, например. Или Дарья. Да мне и так как-то все равно. Пусть хоть Айседорой Дункан зовется или Матой Хари… А вот Морозов пусть подальше от нее держится…
Проснулся я оттого, что кто-то меня тряс за плечо. Глаза открыл, темнотища. Тревогу проспал?!
– Тревога?! – рявкнул в темноту. – Проспали?!
– Тихо, не ори ты. Пошли поможешь, по дороге все расскажу, – приглушенно ответил штурман, а сам вроде бы уже у выхода топчется.
Я выскочил за ним, одеваясь на ходу, и мы побежали вприпрыжку. А вокруг тишина, ночь лунная, черные тени от деревьев протянулись по земле, в глазах от них мелькало. Алексей говорил на ходу:
– Федин меня у Веры застал…
Я хмыкнул, споткнулся, чуть не улетел. Тем временем уже подбежали к землянке комэска, сбавили ход. Пришлось уточнить для прояснения обстановки, за что отвечать придется.
– Шею тебе Федин намылил? Или ты ему?
– Да нет, – ухмыльнулся штурман. – Я к Верке в закуток за кухней зашел, а она целоваться ко мне. Тут Федин – схватил сзади и тащить, я еле вырвался. Хотел ему в морду дать, чтоб офицера не хватал, а он убежал. Расстроился сильно, надо понимать. Слышно было, как драндулет свой завел, я подумал: на таран пойдет, что ли? А он рванул с горя в поля, в сторону деревни. Потом возвращаюсь я к себе, и черт знает, откуда комэск узнал уже, стоит и курит у землянки. Говорит: «На ловца, Морозов, и зверь бежит. Что за ночь сегодня такая удивительная, что за хождения? Федин вот мотоциклет с мостков чуть не утопил. Бери кого-нибудь ему в помощь и отправляйтесь машину доставать, раз гуляете и спать вам не нужно». Вот я и подумал тебя на помощь позвать. Климова будить – болтать потом много будет, а Галюченко пусть отоспится, вкалывал весь день вчера.
– А Мухалев что? – переспросил я.
– Сказал: «Действуйте, вылетов у вас, – говорит, – все равно не было, а виноватых утром искать будем, если сами не объявитесь»…
Тут тень от землянки надвинулась. Оказывается, Федин ждал нас, чтобы идти дорогу показывать. Обида обидой, а мотоциклет доставать надо.