— Меня не удивила победа копальщиц. Они играли с лёгким соперником, которого можно было обыграть без тренера. Что ж, тем лучше: последняя игра будет самой яркой и запоминающейся. Мы готовы порадовать наших болельщиков. Я надеюсь, хозяева дадут им хорошие места на стадионе…

Через два дня нахождения в следственном изоляторе Валерия Перевалова перевели в другую камеру. Он шёл, спотыкался, придерживался за стену. Всё лицо его было в синяках и ссадинах. Камера, в которую его переместили, была рассчитана на двух человек. Две шконки находились вдоль стен. У окна с решёткой расположился столик и две табуретки. На шконке лежал человек худой с вытянутым лицом и опухшим лицом. Ему было 49 лет. Он был одет в серую рубашку и тренировочные штаны. Валерий попыхтел, сел на свободную шконку и прилёг.

— Кто это тебя так, брат? — забеспокоился сосед по камере.

— Сокамерники известно кто.

— Тебя насиловали?

— Нет, они хотели головой опустить меня в парашу. Я два дня дрался сразу с двумя дебилами.

— Сильно тебя отмутузили.

— Я их тоже не слабо отделал: одному сломал нос, другому руку.

— Куда вертухай смотрит непонятно.

— Им плевать. Они все скоты.

— Может быть, я могу вам чем-нибудь помочь? Меня Борис зовут.

— Валерий. Ко мне адвоката даже не допускают. Разве такое может быть? Это беспредел. Этот следователь Доверчивый — абсолютное зло или просто идиот. Я ещё не разобрался. Не понимаю, на что он рассчитывает?

— В чём тебя обвиняют?

— В убийстве жены. Я сам на камеру записал видео, где якобы признался в том, что убил свою жену. Но это я сделал нарочно для бандитов, чтобы типа у них был компромат на меня. Они устроили мне что-то вроде домашнего ареста: всё время были рядом со мной, а когда в руках у них оказался компромат, меня отпустили. Этих бандюков всех посадили. Они слили компромат на меня — это такая месть.

— Тебя же могут посадить теперь за эти показания, которые ты дал на камеру.

— Хрен меня посадят. Майор Токарев всё объяснит судье и следователю нормальному, а не этому дебилу Галактиону.

— Почему он так хочет упрятать за решётку именно тебя?

— Это вопрос не ко мне, а к психиатру. Слушай, ты, когда освобождаешься?

— Завтра.

Перевалов привстал на своей шконке.