Одним летом Сергей работал на приемке почты в нью-йоркском офисе корпорации. Это делалось для того, чтобы он мог ознакомиться с персоналом и функциями каждого отдела. Однажды в понедельник он не появился на работе. И даже не позвонил по телефону. Александр и Аликс забеспокоились. Были наняты частные детективы с поручением разыскать Сергея. И в четверг они нашли его — в коттедже у приятеля на винограднике «Марта» неподалеку от Нью-Йорка. Он был один, причем не пьян и не под воздействием наркотиков. Единственное его объяснение своего отсутствия на работе состояло в том, что у него «была депрессия, и ему не хотелось идти на работу». Хотя Александр испытал большое облегчение, когда Сергей нашелся живой и невредимый, через какое-то время он пришел в ярость и долгое время не разговаривал с сыном. Сергей пожаловался Аликс, что ему все надоело, и уехал из Нью-Йорка. С одним из своих друзей он отправился на яхте его родителей в Эгейское море, где они весело провели все лето. Аликс оставалась в Нью-Йорке и продолжала работать. И она никак не могла отделаться от чувства обиды, что отец принимает ее как нечто само собой разумеющееся и в то же время не может скрыть, как он скучает по Сергею.
После того как Сергей проучился год в Гарварде, Александр организовал трехдневную встречу всех руководящих работников своей корпорации — американцев, европейцев, азиатов — в принадлежащем ему отеле на Гавайских островах, чтобы представить им Сергея.
В четыре часа пополудни в пятницу, в первый день встречи, должно было состояться официальное представление Сергея. Затем должен был последовать коктейль и концерт национальной музыки и танцев. В четыре ноль-ноль двадцать пять руководящих работников корпорации собрались в конференц-зале. Сергей же появился только без четверти пять. Собравшиеся, солидные люди, с жалованиями, исчисляемыми шестизначными цифрами, восприняли это с недовольством. И хотя Сергей постарался сгладить обстановку и даже сумел очаровать гостей, Аликс испытывала раздражение и обиду, что ее, помогавшую собрать материалы для вступительной речи отца, даже не поблагодарили. Когда ждали Сергея, отец лишь беспокоился, не случилось ли чего-либо с сыном.
С течением времени создалась ситуация, которую Аликс не могла больше выносить: по мере того как отец во все большей степени зависел от нее, Сергей относился к ней со все большей неприязнью, и чем сильнее становилась его неприязнь, тем чаще он восставал против работы и тем меньше делал. Александр все больше ощущал свою зависимость от Аликс, а она тоже начала испытывать неприязнь к Сергею. Она осознавала, что если бы Сергей был более надежным и более дисциплинированным и выполнял свою долю работы, ей не приходилось бы тащить на своих плечах всю нагрузку, выполняя почти непосильные требования отца и подвергаясь вспышкам его нетерпеливого раздражения. Сергей обвинял Аликс в том, что она пытается вытолкнуть его из принадлежащего ему по праву места в корпорации Рэймонта. Когда же она выдвинула идею насчет того, чтобы связать компьютерные системы корпорации с компьютерными системами авиалиний, его раздражение достигло точки кипения.
— Если корпорация примет эту идею, я ухожу, — сказал он отцу. — Это будет означать, что ты не имеешь ни малейшего уважения к моему мнению и оценкам.
Выражение лица отца сказало Аликс достаточно, чтобы понять его смятенное состояние из-за того, что ему приходится делать выбор между своими детьми. Чтобы избежать столкновения, в котором не будет победителей, она отозвала свое предложение и, бросив Гарвард, поселилась в Нью-Йорке, где предалась светским развлечениям, соответствующим ее положению богатой наследницы. У Аликс было слишком много денег и никаких других занятий кроме того, что тратить их. Она заполняла дни походами по магазинам, ленчами, коктейлями и все же, не будучи в состоянии полностью отдаться безделью, поступила слушательницей на курсы при Колумбийском университете. Поскольку такая дисциплина, как поведение индивидуума в организации, привлекала ее больше всего и именно по ней она получила высшие оценки в Гарварде, в Колумбийке Аликс взяла курс психологии. Именно тогда она и встретила Йейла Уоррэнта, человека, за которого впоследствии выйдет замуж вопреки яростному сопротивлению ее отца.
Всю свою жизнь Йейл Уоррэнт прожил среди богатых людей в состоянии «любовь-ненависть». Он вырос с ними, но не был одним из них. Его отец, Эдвард Уоррэнт, был сыном аптекаря из лондонского Форест Хилла. Эдди Уоррэнт не мог припомнить, когда бы он не был на теннисном корте. Теннисный клуб «Уэст Сайд» находился всего на расстоянии четырех кварталов от дома, и после школы юный Эдди отправлялся туда. Он подавал мячи, помогал игрокам размяться перед игрой и познакомился с профессионалами тенниса, За это профессионалы тренировали Эдди, и он стал прекрасным игроком. У него была сильная подача, неплохая игра по всему периметру корта. Эдди Уоррэнт мог бы стать выдающимся спортсменом. Но он не стал им, потому что у него не было мертвой хватки. Тем не менее одно время Эдди входил в юношескую сборную, готовился к участию в Кубке Дэвиса. В то время теннис был спортом богатых джентльменов, и Эдди, не в состоянии позволить себе покупать ракетки, мячи, спортивную одежду, оплачивать пользование кортами, тренировки, переезды и гостиницы, нашел себе спонсора. Это был банкир Филипп Нойес, который искал, какое бы выбрать себе хобби. И он нашел Эдди Уоррэнта. Эдди очень ценил помощь Филиппа Нойеса и сумел возместить все его расходы, выиграв однажды юношеский чемпионат на травяных кортах.
Филипп, отошедший от дела в собственной фирме «Нойес энд Ли», был в восторге от успехов Эдди. Филипп и его жена, потерявшие обоих сыновей во второй мировой войне — одного на Алеутских островах, а другого, летчика-истребителя, в воздушных боях за Англию, фактически усыновили Эдди. Филипп и Маргарет Нойес проводили время в поместье в Локус Вэлли с площадкой для игры в крикет или в построенном в псевдоиспанском стиле доме на Палм Бич. То же пришлось делать и Эдди. Он жил в коттеджах для гостей и, не доставляя большого напряжения партнерам, играл на кортах в паре с кем-либо из гостей или с кем-либо из своих приемных родителей, а по вечерам принимал участие в карточных забавах. Мечты Эдди когда-нибудь достичь вершины успеха — участвовать в Уимблдоне — постепенно испарились, и со временем Эдди занял место профессионала в клубе «Уэст Сайд», а потом Нойес предложил ему еще место в клубе «Эверглэйдз», где Нойес был членом правления. Теперь и зимой, и летом жизнь Эдди проходила так же, как и жизнь очень богатых людей.
К тому времени, когда загорелый, обаятельный, с выгоревшими на солнце волосами Эдди достиг двадцатишестилетнего возраста, он вполне освоил искусство помогать богачам развеивать ту глубокую скуку, которая одолевает только очень богатых людей. В прежние времена Эдди был бы придворным, существующим для того, чтобы развлекать знатных особ и потакать их желаниям и капризам. В демократическом двадцатом веке у Эдди были другие задачи. Одна из них состояла в том, чтобы сопровождать дочерей богатых родителей. Он сопровождал их на балы по случаю первого выхода в свет, на костюмированные балы, на пикники с шампанским, на свадебные приемы, на торжества по случаю дней рождения или окончания университета. Если в число требуемых услуг входил секс где-нибудь в кабинке хорошо оборудованного частного пляжа или на заднем сиденье спортивного автомобиля, то Эдди не разочаровывал своих подопечных — в конце концов он был молодой и преисполненный сил человек.
Но Эдди знал свое место. Он не стремился заполучить в жены богатую невесту, и когда он наконец женился, то выбрал идеальную жену. Беатрис Пауэлл была личным секретарем наследницы большого «мясного» состояния, которая проводила зимние сезоны на берегу моря во дворце из ста комнат. Дворец был настолько величественным, что после ее кончины он был завещан правительству Соединенных Штатов. Правительство отказалось принять этот дар. Содержание дворца «Лас Олас» обходилось в три четверти миллиона долларов в год, и принять на себя такие расходы означало бы вызвать недовольство избирателей, с трудом наскребывающих средства, чтобы платить за купленный в рассрочку автомобиль.
Беатрис организовывала всю светскую жизнь своей Мадам. У нее было три специальных журнала-дневника и три отдельных ящика с визитными карточками знакомых и друзей для Палм Бич, для Чикаго и для Бра Харбор. Там были имена, адреса, номера телефонов, даты рождений, годовщины и на всякий случай даты разводов и новых браков. В другом «деле» содержались подробности относительно меню на приемах и обедах, о подававшихся винах — вплоть до года урожая, фотографии гостей и декораций из цветов, описания серебряной и фарфоровой посуды, на которой подавались блюда, и даже цветах и качествах скатертей и салфеток. И, конечно, были тщательно записаны все туалеты, в которых Мадам появлялась на том или ином торжестве.
Именно Беатрис, а не Мадам давала инструкции главному лакею, сообщала прислуге, довольна ли Мадам их работой. Беатрис внимательно просматривала газеты и подчеркивала в статьях и заметках те места, которые, по ее мнению, должны были заинтересовать Мадам, что облегчало для Мадам процедуру просматривания газет. Беатрис следила за литературными новинками, заказывала для просмотра копии пленок новых и любимых старых кинофильмов, вела опись принадлежащей Мадам коллекции драгоценностей, следила за ценами на страховку драгоценностей, колебания которых оказывали влияние на общую стоимость коллекции. Беатрис поддерживала деловые отношения с посредниками, которые от имени и по поручению Мадам закупали произведения искусства и антиквариат, и следила, чтобы Мадам не приходилось переплачивать, и в то же время, чтобы она не упускала тех вещей, продаваемых на аукционах или через дилеров, место которых было в коллекции Мадам. Беатрис еженедельно встречалась с бухгалтером Мадам и с ее банкиром и проверяла счета расходов на содержание дома: затраты на питание, на предметы домашнего хозяйства, на зарплату обслуживающему персоналу. Для этих целей в распоряжение Беатрис были предоставлены два помощника.
Беатрис и Эдвард встретили друг друга на одном из балов в доме Мадам и сразу же поняли, как много у них общего. Через шесть месяцев они поженились. Свадебная церемония состоялась в танцевальном зале принадлежащего Мадам дворца «Лэйк франт драйв». И Мадам, и супруги Нойес преподнесли одинаковые свадебные подарки: сертификаты на получение трех тысяч долларов ежегодно, — сумму, не облагаемую при определенных условиях налогами по существующему законодательству. Спустя два счастливо прожитых, года у них родился сын. Они дали ему имя Йейл в память о старшем сыне Нойесов. После этого они решили больше не заводить детей, исходя из того, что один ребенок — это украшение их жизни, но двое детей могли бы ограничить их свободу жить жизнью, которую они как бы арендовали у богатых людей, не принадлежа к их числу. Друзьями детства Йейла были дети очень богатых людей — наследники и наследницы в третьем или четвертом поколении капиталов, сосредоточенных в трастовых фондах. В отличие от своего отца, у которого никогда не было мертвой хватки, Йейл горел желанием сражаться и достигать успеха. Он ненавидел богатых, но хотел быть в их числе. Он завидовал им и в то же время хотел как-то наказать их за то, что они вызывают в нем эту зависть.
Он держал свои чувства при себе и считал себя неким тайным воителем, нацеленным на завоевание, пятой колонной в стане богатых. Он закончил частную школу «Сент Маркс» и Принстонский университет — альма матер Нойеса. И неизменно плату за обучение вносил Нойес, По окончании Принстона Йейл подвизался на Уолл-стрит и одновременно занимал небольшой пост в фирме «Нойес энд Ли», где он оперировал вкладами и акциями вдов и сирот. Он был надежен и серьезен, консервативен и… одолеваем скукой. Он попивал слабый чай с подносов, доставляемых ирландской прислугой в квартирах на нью-йоркской Парк авеню, владелицами которых были богатые старушки, тревожащиеся за судьбу своих акций в корпорации «Америкэн телефон энд телеграф», рассылал чеки на дивиденды от акций «мятежным» наследницам, предпочитавшим жить в коммунах в штате Висконсин, вновь и вновь вкладывал в акции дивиденды для тех клиентов, которые жили на проценты от капитала. Он терпеть не мог эту работу и прекрасно делал ее лишь потому, что знал, что не будет вечно заниматься ею.
Йейла ценили в «Нойес энд Ли» и утверждали, что у него большое будущее в фирме, но не конкретизировали, какое именно. Йейл делал вид, что очень благодарен за подобные обещания, и ни разу не подал и вида, что не намерен сидеть и ждать, какую конкретную форму обретут эти обнадеживающие обещания. Когда Филипп Нойес умер от цирроза печени в семьдесят шесть лет, он оставил Йейлу Уоррэнту десять тысяч долларов. Это была сумма, как прекрасно знал Йейл, вполне соответствующая обстоятельствам. Вопреки утверждениям газет: богатые никогда не оставляют состояния не членам семьи, как бы они их ни любили. Обладатели «старых Денег» всегда стремятся защитить семейные состояния, приумножать их и, прежде всего, держать в семье, сколько бы у них ни было зятьев или невесток.
Хотя десять тысяч долларов были лишь символической суммой по сравнению с пятьюдесятьюпятимиллионным состоянием, оставленным Филиппом Нойесом, Йейл не горевал по этому поводу. Он лишь думал, как их лучше использовать. Благодаря своим хорошим отношениям с банками, где его ценили за большие вклады, которые он делал от имени своих клиентов, ему предоставили право взять кредит на восемьдесят процентов от десяти тысяч долларов. С этими деньгами Йейл, пользуясь тем, что ему не надо было платить брокерские проценты, принялся покупать и продавать акции на бирже, причем делал это настолько агрессивно, насколько был осторожен с деньгами своих клиентов.
На активно растущем денежном рынке шестидесятых годов Йейл регулярно опережал показатели индексов Доу Джонса. Его способности не прошли незамеченными на Уолл-стрит, и некоторые брокеры стали регулярно обращаться к нему с поручениями вести их дела. Йейл задался целью сделать миллион долларов к тому времени, когда ему стукнет тридцать. Этой своей цели он добился уже в двадцать восемь лет.
Это произошло в том самом году, когда Йейл встретил Аликс.
Нью-йоркский «Метрополитэн клаб», расположенный по адресу номер один, Восток, Шестидесятая улица, был основан очень богатыми людьми, среди которых был Джей Пи Морган. Здание, где помещался клуб, было построено по проекту знаменитого архитектора Стэнфорда Уайта и было достопримечательностью Манхэттена. О размерах состояний членов клуба говорило уже то, что он был окружен совершенно пустынной территорией. И это в центре восточной части Манхэттена, где цена на землю была фантастически высокой! Только очень богатые люди могли позволить себе владеть таким дорогим участком земли, и только они могли позволить себе роскошь держать ее незастроенной.
У всех есть свои проблемы. Есть они и у трастовых отделов банков. Эти проблемы очевидны и связаны с тем, что приходится иметь дело с огромными суммами денег, вложенными их клиентами. Достаточно привести два примера.