— Всё, не стану более заниматься всякой ерундой. Куплю полдюжины баркасов, организую рыбный промысел на Каспии. Тяжко мне тут будет находиться, когда мой кровиночка без вины в Сибири, али на Камчатке, али в каком ином гнусном месте кайлом машет. — После этих слов помещица поднялась со стула и в сопровождении верного Прова Николаевича демонстративно покинула помещение.
Шум и гам, поднявшиеся после ухода нашей парочки невозможно передать словами.
Поддерживаемая твердой мужской рукой, Третьякова ловко забралась в возок, в этот момент на её красивом лице витала загадочная улыбка. Бомба, которую она только что бросила в толпу озабоченных собственным телесным благополучием женщин не могла не сработать. Если до этого каждая из них лишь на словах проявляла сочувствие, не желая реально предпринимать какие-либо действия, теперь все кардинально поменяется. Дамы предпримут всё, чтобы высосать мозг через уши своих высокопоставленных мужей.
Василиса Егоровна хоть и носила юбку, но была особой сообразительной и в жизненных коллизиях разбиралась получше многих наученых теоретиков. Тому, что ей наплело местное начальство, о, якобы, своей неспособности повлиять на ход следствия по делу Андрея, она не верила ну ни капельки. Врут и городничий, и обер-полицмейстер, но, самое главное, прокурорский и судья. Вполне могут, пока высокая комиссия из столицы еще не пожаловала, им ничего не стоит собрать правильные свидетельские показания, успеть дать им ход и доказать Андрюшенькину невиновность. Не хотят идти наперекор вышестоящему начальству. Ладно, теперь за них возьмутся их же жены, вот и посмотрим, как они станут вертеться будто змеюки на раскаленной сковороде.
После того, как коляска, ведомая кучером, тронулась, Пров Николаевич посмотрел на даму своего сердца и задал волнующий его вопрос:
— Василиса Егоровна, надеюсь, насчет вашего отъезда на Каспий, вы… гм… слегка преувеличили?
— Ну почему же, дорогой мой майор? Все может статься, хоть мне этого не особо хочется. А разве вы откажетесь последовать за мной в качестве… — Третьякова сделала паузу, именуемую в иной реальности «мхатовской», — законного супруга?
При этих её словах горячее сердце вояки едва не выпрыгнуло из груди. Ничуть не стесняясь проходящих по улице горожан, своими сильными руками он крепко обнял податливое женское тело и впился губами в столь желанный красивый женский ротик. Поцелуй оказался обоюдным и долгим. Наконец, бравый майор отстранился от любимой женщины и охрипшим от волнения и желания голосом молвил:
— За вами, обожаемая Василиса Егоровна, хоть в Ад.
Глава 3
За две недели, проведенные в застенках боровеской тюрьмы, как это ни удивительно, я отлично отдохнул, несмотря на соседство с разными сомнительными личностями. После воспитательных мероприятий, проведенных мной в отношении самых наглых граждан, более меня никто не пытался зацепить. А еще уважение ко мне поднимали продукты питания, коими Василиса Егоровна буквально заваливала тюрьму. Несъедобную баланду нам теперь не предлагали — её вообще не варили. А вот супчики всякие, да ушицу и прочие изыски местный повар готовил весьма и весьма квалифицированно на всю тюрягу, включая всю здешнюю публику: как заключенных, так и обслуживающий персонал с охраной. Короче говоря, зажили как у Христа за пазухой. Сидельцы и администрация на меня буквально молились и с ужасом ждали, когда закончится вся эта лафа.
Постепенно я начал привыкать к мысли о том, что придется пойти по этапу в Сибирь или еще дальше. Расстраивался ли я? Пожалуй да. Но только из-за того, что нужно будет кардинально менять свои планы и образ жизни. Разумеется, драгоценные двадцать лет просто так на каторгах терять не собираюсь. Сорвусь с этапа и махну в Латинскую Америку в какую-нибудь Аргентину или Парагвай с Уругваем. Стану плантатором, буду эксплуатировать бедных негров, обильно разбрасывая семя будущей шняги, под названием BLM. Хе-хе-хе!
Хотя, нет, нафиг этих негритосов. Отправлюсь-ка в Венесуэллу, там тоже неплохо, фрукты, теплое море, красивые мулатки, как там у Николаса Гильена:
Но самое главное, в тех местах есть нефть в преогромных количествах. Координаты тамошних нефтяных полей мне примерно известны. Начальный капитал заработаю медициной. Затем организую добычу, переработку и сбыт «черного золота». Бензиновый бум пока не наступил, но я всячески тому поспособлю. Прогрессор я, или где? Об устройстве двигателя внутреннего сгорания имею полное представление, а также знаю, как работают все прочие узлы автомобиля. С дедом не раз перебирали его постоянно ломавшийся ЗАЗ-968. Организую первый в этом мире сборочный автомобильный конвейер. Стану кем-то типа Аристотеля Анасиса и Генри Форда в одном флаконе. А когда дела наладятся, буду днями напролет валяться в кресле-качалке на веранде своего дома, любоваться на накатывающие на берег волны, курить сигары и пить вкусный ром. Не, пожалуй, от табака воздержусь, поскольку запаха табачного дыма на дух не переношу и привыкать к нему не собираюсь. Вон мои соседи по камере, также начали постепенно от него отвыкать, не без моей помощи, разумеется.
Местные сидельцы у меня здесь что-то типа пациентов. Не возражают, даже очень рады, ибо кто откажется поправить здоровье на дармовщинку. Потихоньку избавляю их от разных хворей. Двоих от туберкулеза излечил, одного от хронического триппера, у трех сидельцев обнаружилась бронхиальная астма, справился и с этой бедой. А камней и прочих конкрементов практически у каждого обнаружилось аж по нескольку штук. Немудрено, вода в здешних краях перенасыщена окислами и солями железа и кальция, вот и откладывается всякая гадость в почках, желчном пузыре, мочевыводящих путях и прочих подобных местах. А еще страшный бич этого времени гельминты, иными словами, глисты. Для избавления соседей, иже с ними охрану и прочих сотрудников тюрьмы от этой гадости пришлось просить Третьякову, чтобы привезла во время очередного своего визита мешок с травами по списку и мои химические прибамбасы. Благо начальник тюрьмы штабс-капитан Овчинников не имел ничего против. Этот добрый человек даже выделил для изготовления лекарственных препаратов целую пустующую камеру. Заключенных немного, а тюрьма построена, что называется, на перспективу, так что свободных помещений хватает.
Едва ли не каждый день меня вызывали на допрос. Сначала местные следователи, а по прибытии по мою душу столичной комиссии, мной занимался исключительно полковник имперской жандармерии, представившийся Сухоруковым Вениамином Игнатьевичем. Меня, как я ожидал, не отправили в столицу, поскольку по законам государства российского все следственные и судебные мероприятия должны проводиться там, где имел место сам факт преступного деяния. Это здорово, ибо снабжать домашними харчами меня там не позволили бы даже за крупную взятку. При мысли о столичной тюряге в голове невольно возникали навязчивые мотив и слова крайне популярной среди широких слоев населения на моей первой родине песни:
Что-то меня снова на стихи потянуло.
Сказал бы кто-нибудь мне в той прошлой жизни, что попаду в другую Россию и стану чародеем, я бы лишь рассмеялся ему в лицо и посоветовал писать фантастические книжки. Однако факт остается фактом, оказался в иной земной реальности, более того, из-за вопиющего социального неравенства угодил за решетку, в общем-то, ни за что. Печально, но факт. Одно жаль — не зашиб до смерти этих двух оболтусов-офицериков. Плевать на кучера, он человек подневольный, приказали — сделал. А вот, знай я, чем закончится моя встреча с высокородными, ухайдокал бы, не задумываясь — двадцать лет или пожизненная каторга для меня неактуально. Смертная казнь здесь применяется только к армейским преступникам, да и то лишь в военное время. Весь прочий криминальный элемент, отправляется в места весьма и весьма отдаленные и очень неуютные в климатическом плане. С Сибирью, Дальним Востоком, Сахалином или Аляской все понятно, но благословенная в прежней моей реальности Калифорния в этой — тот еще медвежий угол и оказаться на тамошних хлопковых плантациях или золотоносных приисках мне бы не хотелось.
Я не очень понимал, чего именно добивался от меня столичный следователь, но к концу первой недели нашего общения этот нудный тип сидел у меня в печёнках. В конечном итоге я хлопнул ладонью по столу и в категорической форме потребовал, закончить все эти издевательства:
— Коль считаете меня виноватым, полковник, передавайте дело в суд! Не вижу более смысла отвечать ежедневно на одни и те же дурацкие вопросы.