Скотт, восприняв это как приглашение, предложил ей сходить туда вместе, но вместо ответа она черкнула ему номер своего телефона, а потом ушла с каким-то лысым, с которым пришла к Розе и который тотчас же пробудил у Скотта чувство ревности. Но если бы между нею и тем лысым было что-то серьезное, она нипочем не оставила бы ему телефонный номер. Если только это и впрямь ее номер. Скотт взял из холодильника два больших пончика и съел их, просматривая рекламные ролики фильмов на Ютубе. Он жил у Дуэйна уже целый месяц – с того самого вечера, как они вдвоем, едва подойдя к гостинице на Грант-стрит, увидели у входа машину «Скорой помощи» и санитаров с носилками, на которых лежало безжизненное тело его матери. Ее тут же подключили к  аппарату искусственного дыхания и повезли в Мемориальную больницу Сан-Франциско с множественными внутренними кровоизлияниями. Но живую, все-таки живую, несмотря на падение с четвертого этажа, как объяснил ей санитар «Скорой помощи».

Дуэйн со Скоттом сидели в зале ожидания больницы, и Скотт, видя, что Дуэйн ничего не понимает, все ему рассказал: кем был Уолтер; что он сделал с матерью; об убийстве приемных родителей; о его похищении и заточении в доме на Хейс-стрит; о том, как Мэри Бет вернулась в Сан- Франциско с единственной целью – вытащить сына из этого переплета. Дуэйну понадобилось несколько минут, чтобы все это осмыслить. Они пару часов прождали в той большой комнате, насквозь пропахшей лимонным дезинфектантом, пока к ним наконец не вышел врач, который оперировал Мэри Бет, и не сказал, что состояние ее стабилизировалось, хотя оно остается все еще тяжелым. Проведать ее им не разрешили, несмотря на их настоятельные просьбы, и тогда Дуэйн предложил Скотту пойти к нему домой и немного отдохнуть. Скотт не сомкнул глаз весь остаток ночи. На другой день – в полдень они снова были в больнице, где им сообщили, что вследствие обнаружения у нее травмы черепа и признаков серьезной легочной инфекции Мэри Бет пришлось ввести в искусственную кому. С тех пор Скотт навещал Мэри Бет несколько раз в неделю, лишь бы побыть рядом с нею: он все никак не мог отделаться от мысли, что если бы не отпустил тогда мать одну в гостиницу, то смог бы ее как-то защитить. Ведь она рисковала своей жизнью ради его спасения. Врачи уверяли, что теперь это всего лишь вопрос времени.

 Скотт верил и знал, что рано или поздно ее вылечат и она проснется. Она не могла вернуться к жизни, чтобы исчезнуть таким образом. С самого первого дня он повторял проводившим дознание следователям все, что перед тем рассказал Дуэйну. В соответствии с его свидетельскими показаниями и заключением врачей по поводу сексуального насилия, которому она подвергалась неоднократно, и травм, полученных ею вследствие падения из окна, никаких обвинений в смерти Уолтера Мэри Бет предъявлено не было. Скотт оставил им координаты Дуэйна на случай, если может им снова понадобиться, и вернулся к нему домой немного передохнуть. В тот же вечер на мобильный телефон Мэри Бет, который Скотт забрал из гостиницы вместе с другими вещами матери, позвонил какой-то Луис Кок. Разговор их был долгим, и напоследок Скотт обещал регулярно сообщать ему о состоянии здоровья матери. На другой день он позвонил дяде Стивену в Айдахо.

Стивен приходился старшим братом Марте, и шериф Туин-Фолс, с которым связались из полиции Сан-Франциско, тут же рассказал ему обо всем, что случилось за последние дни. Он здорово разволновался, когда услышал голос Скотта, и сказал, что готов оплатить ему билет на самолет, лишь бы он приехал жить в Бойсе, но Скотт, которому вот-вот должно было исполниться восемнадцать, ответил, что останется в Сан-Франциско, пока его матери не станет лучше.

Потом трубку взял Дуэйн – он обещал ему приглядывать за Скоттом столько времени, сколько будет нужно. В конце концов, понимая, что тут уж и правда ничего не поделаешь, Стивен с Патти попросили племянника только об одном – чтобы он поддерживал с ними связь и хотя бы время от времени навещал на каникулах. Какое-то время Скотт не решался перебрать вещи Мэри Бет, которые он сложил на нижней полке у себя в шкафу, но, в конце концов, его любопытство взяло верх. В чемодане матери лежала в основном одежда, кроме того – несессер, ноутбук с разряженной батареей и роман Донны Тартт «Щегол», а еще – пачка черно-белых фотографий его, Скотта, Уолтера и дома на Хейс-стрит, которые он порвал и сжег в камине, в гостиной.

Открыл он и ее сумочку – там лежали бумажник, ключи от дома в Лафейетте, пачка жевательной резинки, записная книжка с кучей телефонов и флакончик духов, таких же, какими пользовалась мать одной его подружки в Туин-Фолс.  Как-то вечером, когда Дуэйн отправился на свидание с девицей, с которой познакомился у общих знакомых, Скотт позвонил Луису и попросил его рассказать что-нибудь о матери: как ей жилось в Лафейетте, какие у нее привычки, чем ей нравилось заниматься в свободное от работы время, – обо всем, что могло бы заполнить ее столь внезапное отсутствие, с которым он никак не мог свыкнуться. Они проговорили целый час, и, когда уже попрощались, Скотт еще долго смотрел на звездное небо, перебирая в голове все, что услышал об этой женщине, спавшей сейчас в нескольких километрах отсюда, – той самой, к которой мало-помалу возвращалась жизнь и которая должна была скоро проснуться.

О своей матери, любившей английские романы XIX века, своей матери, чьим любимым фильмом было «Великолепие в траве» Элии Казана[54] , своей матери, которая все свободное время возилась с цветами, высаживая их в дальнем конце сада, своей матери, мечтавшей однажды прогуляться по улицам Парижа, своей матери, которая пекла лучшие в Индиане пироги с черникой, своей матери, которую все любили, своей матери, которая была настолько сильна, что просто не могла позволить болезни себя одолеть… Поев, он плюхнулся на кровать и устало посмотрел на коробки, лежавшие стопкой у дальней стены, – в них хранились кое-какие его вещи, которые он еще не успел разобрать. Неделей раньше Дуэйн, воспользовавшись парой-тройкой дней отгулов, свозил его в Айдахо. Первым делом они заглянули к Стивену с Патти – и отобедали у них в такой умиротворенной обстановке, какую Скотт сперва даже не мог себе представить. На другой день Скотт отправился с дядей на кладбище, где похоронили Пола и Марту, а потом они проведали их бывший дом в Туин-Фолс, где после той трагической ночи ничего не изменилось, только теперь дом стоял холодный и безмолвный, и, едва Скотт переступил его порог, у него появилось странное ощущение, что он вернулся в далекое-далекое прошлое и что отныне ему здесь совсем не место.

Оказавшись в своей бывшей комнате, Скотт принялся искать фотокарточку, на которой мать держала его на руках, – когда-то давно он поставил ее себе на полку, – но полицейские, должно быть, изъяли ее и приобщили к следственному делу. Он хорошо помнил тот день, когда Марта отдала ему эту фотографию, – ему тогда было лет десять или одиннадцать, и он уже начал спрашивать, кто его биологическая мать; точно такую же фотографию Мэри Бет хранила у себя, и, как рассказывал Дуэйн, она была у нее еще тогда, когда он и его мать сидели на той самой террасе и потягивали пиво, любуясь окружающей красотой и наслаждаясь погожим днем, который он с тех пор вспоминал постоянно. Если бы только Скотт знал, что им будет отпущено так мало времени, он никогда не отпустил бы ее от себя – и крепко обнял бы впервые в жизни, чтобы сохранить о ней хотя бы воспоминание… Дуэйн заехал за ними вечером на грузовичке, чтобы забрать большую часть его вещей и перевезти все в Сан-Франциско. Загрузив коробки в грузовичок, Скотт забрал с собой и фотографию в рамке, на которой он был изображен вместе с Мартой, – ее сделал Пол, когда они втроем ездили в Большой каньон[55] .

 Перед отъездом дядя сказал, что свяжется с ним в ближайшие дни, чтобы договориться о продаже дома, если он все-таки решит от него избавиться. Скотт, точно зная, что, конечно же, никогда не будет жить в Айдахо, сразу понял, что это единственный возможный выход, а деньги за дом можно будет отложить и подождать, когда проснется мать, чтобы потом она могла оплатить свое лечение и пребывание в больнице. Было около половины одиннадцатого утра. Алиса предупредила в последней эсэмэске, что зайдет за ним ближе к полудню. Скотт подумал – может, лучше позвонить ей и отменить встречу, но, с другой стороны, он понимал – встретиться нужно хотя бы для того, чтобы покончить со всем этим раз и навсегда.  Он взял номер «Сан-Франциско кроникл»[56] за прошлую неделю, который оставил на письменном столе, открыл его на шестой странице и снова пробежал глазами статью, подписанную неким Доном Чапманом, хотя он помнил ее почти наизусть:

НЕОЖИДАННЫЙ ПОВОРОТ В ДЕЛЕ КЕНДРИКА

 Тело Уолтера Кендрика, теневого предпринимателя, погибшего в результате падения с четвертого этажа гостиницы на Норт-Бич 12 июля этого года, судя по всему, таинственным образом пропало с городского кладбища в южной части Дэли-Сити, где было предано земле. Уолтер Кендрик, пятидесяти двух лет, хорошо известный делец из Тендерлойна, держал в своих руках управление несколькими важными сетями, занимавшимися организацией проституции и торговлей наркотиками и считавшимися самыми крупными со времен семейства Ланца; именно он, по признанию следователей, повинен по меньшей мере в трех десятках убийств, совершенных за последние двадцать лет… Дело уже приняло неожиданный оборот, когда через несколько дней после смерти Кендрика по отпечаткам его пальцев выяснилось, что в действительности он не кто иной, как Дэрил Грир, главный подозреваемый по делу о пожаре, вследствие которого в начале лета 1979 года полностью сгорел дом и погибли оба его родителя – Джордж и Лоретта Грир; он же подозревался в изнасиловании и убийстве Аниты Уоррен, заведующей школьной библиотекой в Эмпории, – вместе со своим соучастником по имени Сэми Уинслоу, задержанным спустя несколько месяцев за вооруженный налет и ныне отбывающим наказание в Ливенуортской федеральной тюрьме. В дальнейшем Дэрил Грир, на поиски которого сразу же были брошены все полицейские силы Канзаса, кроме того, подозревался в убийстве Грасиеллы Риос, санитарки, чей труп был обнаружен в номере мотеля в пригороде Колорадо- Спрингс, а также в убийстве Трейси Донохью, пятнадцатилетней девочки- подростка, изнасилованной и зарезанной спустя две недели у нее дома, в то время как ее родители находились на благотворительном празднике в Боулдере. Задержать подозреваемого, который точно в воду канул, так и не удалось, несмотря на усиленные поиски в нескольких штатах Среднего Запада…

Скотт не стал дочитывать статью до конца и бросил ее на пол: за последние недели он прочитал десятки статей про Уолтера, в которых довольно путано говорилось о его приезде в Сан-Франциско; недолгой карьере угонщика автомобилей; о похищениях деловых людей из Финансового центра, которые он организовал вместе с тремя или четырьмя бывшими рецидивистами; о первых его шагах в преступной среде в качестве подручного Саймона Барнетта, торговца кокаином, умершего в 1987 году при пожаре в собственном доме в Даймонд-Хейтс[57] ; об особой изворотливости, склонности к вымогательству и запугиванию, позволившим ему спустя десять лет занять место во главе теневой империи, которая с тех пор постоянно крепла и все подразделения которой следователям пока еще не удалось выявить…

Некоторые психологи, опрошенные по поводу личности Уолтера Кендрика, описывали его как законченного социопата, одержимого стремлением подчинять и властвовать, лишенного всякого чувства жалости и воспринимавшего людей как неодушевленные предметы или пешки, которыми он пользовался для достижения своих целей и удовлетворения своих низменных прихотей. И это чудовище было его отцом… и гнилая кровь этого чудовища текла в его жилах. Федеральные власти без лишних проволочек устроили обыски во всех принадлежавших ему заведениях: ночных барах, дискотеках, магазинах и спортивных залах, разбросанных почти по всему району и служивших в основном для отмывания грязных денег, заработанных на торговле наркотиками и живым товаром. Почти всех его подручных задержали и посадили за решетку, а кроме того, было возобновлено расследование по делам об исчезновении многих людей, к чему Уолтер Кендрик был причастен так или иначе…

Общественность не могла не прийти в ужас от рассказов, появлявшихся по мере того, как развязывались языки, – в частности, о хладнокровных злодеяниях, в которых были повинны Уолтер и его приспешники; обо всех девушках, большей частью несовершеннолетних, которых они вышвырнули на улицы Тендерлойна, отобрав у них документы и подсадив на крэк; о громадных складах в промзоне Окленда, где они хранили товар и избавлялись от тел, доставлявших им слишком много хлопот; и особенно о жутком месте, обнаруженном в его доме, – клетушках, где нашли трех изувеченных и посаженных на цепь молодых женщин, которые, судя по их физическому состоянию, содержались там не один месяц; о частной тюрьме, пропахшей сыростью и смертью, где, по мнению следователей, последние годы содержалось немало других жертв, чьи имена и личности, судя по всему, вряд ли когда будут установлены…

 Судьба Мэри Бет, хоть и в меньшей степени, также интересовала средства массовой информации, желавшие узнать, кто была та тридцатисемилетняя женщина, которую нашли живой рядом с трупом Кендрика и которая с тех пор все еще пребывала в глубокой коме. День за днем к ее изголовью тянулись многочисленные посетители – главным образом жертвы Уолтера, а также их матери и дочери, и все они несли ей цветы, молились за нее, подолгу разговаривали с нею, держа ее за руку: ибо их всех объединяла одна боль и они все испытывали к ней одинаковое чувство сострадания. Во время одного из своих посещений Скотт столкнулся с маленькой метиской лет сорока, с изможденным лицом, которая, выйдя из палаты его матери и взглянув на него, сказала, что «он похож на нее как две капли воды». Не проронив больше ни слова, она нацепила на нос солнцезащитные очки и направилась по коридору к выходу.

Скотту даже не пришло в голову ее остановить, и потом он не раз задумывался – быть может, ей хотелось поговорить о Мэри Бет или Уолтере?.. Чтобы дать выход своей энергии, Скотт пошел в примыкавшую к его спальне комнатенку, где Дуэйн на днях установил несколько спортивных тренажеров. Он сел за гребной тренажер, стоявший у приоткрытого окна, и начал «качаться», стараясь ни о чем не думать и сосредоточиться только на движениях рук и ног. Вернуться к занятию спортом его побудил Дуэйн – последнее время они взяли в привычку бегать вдвоем по пролегавшим вдоль залива набережным, когда Дуэйн возвращался с работы. Благодаря физическим нагрузкам Скотт, по крайней мере, избавлялся от тревожных мыслей, которые нет-нет да и одолевали его, – таким способом он научился их подавлять. У него в кармане завибрировал телефон. Звонила Алиса – она сказала, что находится у его дома. Скотт натянул ботинки и куртку, стараясь не думать о том, что намеревался сделать. Алиса стояла на другой стороне улицы в белом платьице и джинсовой куртке, прислонившись к старенькому «Бьюику» и прижимая к уху телефон. Направляясь к ней, Скотт приветствовал ее взмахом руки – она слегка улыбнулась ему в ответ, не отрывая телефон от уха. Она выглядела куда симпатичнее, чем тогда, когда он видел ее последний раз: волосы обрели естественный цвет – ближе к темно-русому и свободно ниспадали ей на плечи, благодаря чему она очень походила на девчонку, только- только прибывшую со Среднего Запада. Он сел на переднее сиденье машины, насквозь пропахшей химическим запахом ванили.

Мимо, стуча мячом по тротуару, прошмыгнул мальчонка в красной футболке – он свернул к лестницам, спускавшимся на Гринвич-стрит. Через несколько мгновений Алиса отключила телефон, села за руль и расцеловала Скотта в обе щеки. – Это Бетти, моя соседка по квартире. Хотела узнать, когда я вернусь, чтобы успеть приготовить индийский обед к вечеру, – что ни говори, а с соседкой мне крупно повезло – Похоже на то, – рассмеявшись, сказал Скотт. – Ты не передумал насчет поездки? – Нисколько, – на голубом глазу ответил он, пристегиваясь ремнем безопасности. Алиса бросила сумочку на заднее сиденье, тронулась с места и в конце тупика, где стоял дом Дуэйна, развернулась, чтобы вслед за тем объехать Парк Пионеров и выехать на Ломбард- стрит. Скотт включил радиоприемник и поймал станцию, передававшую «Меж прутьев решетки» Эллиотта Смита[58] . Когда они проезжали мимо Пресидио[59] , Скотт разглядел вдалеке очертания Золотых Ворот. С тех пор как он обосновался в Сан-Франциско, ему предстояло проехать по нему впервые. – Как твоя мать? – осведомилась она, прибавив газу и выскочив на скоростную магистраль.

– Все так же, врачи думают – поправится, но пока ничего ободряющего.

– Я заходила к ней на прошлой неделе… это трудно объяснить, но мне, правда, показалось, что она меня узнала, – точно говорю, она скоро пойдет на поправку, и ты тоже должен верить…

– Что я и делаю, – сказал он, глядя, как справа от него усердствуют строители, возводящие небоскреб, который походил на огромный пароход, готовый отвалиться от причала. Они притормозили у пункта уплаты дорожной пошлины и вслед за тем выехали на мост, собираясь перебраться на другой берег. Скотт любовался двумя громадными стальными опорами, возвышавшимися более чем на шестьдесят метров над уровнем моря и напомнившими ему кадры из многочисленных фильмов; потом он перевел взгляд на людей, идущих по пешеходной дорожке, а глянув через перила, увидел залив, сливавшийся с Тихим океаном, – от такого зрелища, разворачивающегося на фоне солнца, которое уже стояло высоко в небе и обдавало пламенем водную гладь, у него захватило дух. Минут через десять Алиса остановилась на небольшой автозаправке в северной части Сосалито[60] .