Лоретта тогда крепко заперла дверь и просидела в гостиной, пока Джордж не вернулся после работы. Ей не хотелось заводить разговор о происшедшем, и она взялась готовить ужин, как будто ничего не случилось.
Свою ошибку она поняла только сейчас, когда оказалась внизу совсем одна, без всякой защиты.
Неужели это и впрямь тот цыган – решил вернуться, думая, что она живет одна-одинешенька? Но что он задумал? Может, то, что сделали с Анной Уоррен?
При одной лишь мысли об этом у нее к горлу подступила тошнота. Анна Уоррен была красавица блондинка тридцати семи лет и жила одна в доме по ту сторону Эмпории с тех пор, как ее муж погиб в автомобильной аварии на Канзасской платной автостраде[5]. Брат Анны, приехав как-то из Топики проведать сестру, нашел ее мертвой в гостиной: полураздетая, она лежала в луже собственной крови. Ее сперва изнасиловали, а потом полоснули по горлу. И случилось это около месяца назад. Лоретта знала Анну только в лицо: она работала библиотекаршей в школе, где учился Дэрил.
И с тех пор никого, кто мог бы это сделать, так и не нашли.
В панике она заперла дверь на ключ и схватила с кухонного стола здоровенный нож для разделки мяса, готовая всадить его в любого непрошеного гостя, который возник бы перед ней, поскольку каждая тень из тех, что окружали ее, обретала, как ей казалось, форму лица, злобной ухмылки или ручищ, тянущихся к ней, чтобы задушить.
Не слыша собственного дыхания, которое заглушало гудение холодильника, Лоретта простояла так несколько долгих минут, пока не заметила свое отражение в стекле над мойкой, – и эта сцена напомнила ей фильм ужасов[6], вышедший на киноэкраны пару лет назад, где в канун Дня всех святых две молоденькие няньки стали жертвами психопата в белой маске.
Вот только она сама выглядела уж больно смешно. Потому что зашла слишком далеко. Быть может, это всего лишь игра ее воображения, в конце концов. Последнее время нервы у нее стали совсем ни к черту. Потом, этот чертов сон, затаившийся где-то в глубине ее сознания, – он ну совсем не прибавлял уверенности.
К тому же это могла быть бродячая псина из тех, что заполонили всю округу после того, как закрыли собачий питомник: должно быть, она метнулась прочь, услыхав, как Лоретта открыла окошко. Тем более что не далее как вчера она сама слышала, как свора собак лаяла где-то вдалеке.
Да. Всего лишь собака.
Лоретта положила нож рядом со стопкой конвертов – в основном со счетами, – которые еще не успела вскрыть. Ничего, подождут. А пока надо как-то совладать с бурей переполнявших ее чувств.
Утро настанет только через пять часов. Возвращаться в постель у нее не было ни малейшей охоты, да и торчать всю ночь на кухне ей тоже совсем не хотелось. А днем ей понадобятся силы.
Лоретта погасила свет и снова направилась к лестнице, так глубоко погруженная в свои мысли, что даже не заметила, как, идя по коридору, прошла мимо чего-то живого, затаившегося в тени и тихо поджидавшего ее.
Снаружи отчетливо слышался шелест гнувшихся на ветру колосьев – этот особенный шум сызмальства убаюкивал ее по ночам. Иногда Лоретта с обостренным чувством ностальгии вспоминала то время, когда она жила со своими родителями километрах в тридцати к северу, – время, когда земли Канзаса представлялись ей бескрайней чарующей вселенной, которую, как она думала, ни в жизнь не обойти. По крайней мере, до того самого дня, когда она, восьми– или девятилетняя девчушка, спряталась в поле забавы ради – только для того, чтобы выманить из дома отца и чтобы он пошел ее искать. Рискуя извозиться с ног до головы, она проползла вот так, на четвереньках, не один десяток метров, слыша, как он окликает ее из окна кухни, и давясь от смеха, а потом – от испуганного крика, когда руки и ноги ей облепили навозные жуки и кузнечики. В тот раз она заползла так далеко, что когда встала на ноги, то даже не увидела свой дом – только неоглядную шелестящую даль, простиравшуюся до самого горизонта, над которым нависало багровое небо. Лоретта шла и шла, куда глаза глядят, перепугавшись не на шутку и не зная, куда нужно идти: ведь кругом лежало безбрежное желтое море, – и так до тех пор, пока она вдруг не наткнулась на соломенное пугало с осклабившейся мордой и глазищами из осколков тарелки, сверкавшими на солнце, – один из них или сразу оба она видела из окна своей комнаты, и, когда слишком долго смотрела на них, они как бы давали ей недвусмысленно понять, что уже совсем скоро сцапают ее. Лоретта исступленно завизжала, не в силах остановиться, чем напугала отца, – тот примчался к ней с тряпкой в руке и увидел, как она лежит, распростершись, на земле в своем красивеньком розовом платьице, которое теперь было сплошь изгваздано.
Прошли годы, а она даже не знала, что это было – явь или сон.
В конце концов, неважно.
Завтра же утром она позвонит Эдне и сообщит хорошую новость. У нее уже была целая куча планов насчет того, чем они займутся на пару, а еще она дала себе слово съездить на неделе в город – купить кое-какую обновку и заглянуть в парикмахерскую. Изменить прическу сейчас самое подходящее время…
И лишь снова погружаясь в сон, Лоретта вдруг почувствовала страшный запах – густой, терпкий запах гари. Она включила свет и повернулась к Джорджу – тот лежал все так же, на спине, с широко раскрытыми глазами.