— А-а, так вы из
Достал. Ладно, видит Бог, она сделала всё, что могла.
— Послушай ты, мачо недоделанный. Отвали по-хорошему. — теперь, когда она не сдерживалась, стальные ноты в голосе отрезвили бы любого. Здравомыслящего.
Но тут, похоже, граница разума давно потонула под приливной волной потреблённого алкоголя:
— Ах, вот мы, значит, как заговорили?! Скверные девочки, похоже, любят грубую силу?! Ну так мы это вам сейчас устроим! — его волосатая ручка с короткими пальцами-сосисками вскинулась к её роскошному «хвосту» и попыталась ухватиться за него.
Ленайна спокойно выждала, пока рука окажется в дюйме от её волос, оставляя незащищённым бок, затем коротким боковым правой въехала в рёбра, заплывшие толстым слоем многолетних жировых отложений. Чтобы костяшки проникли поглубже, пальцы сложила кистевым хватом.
Торговец отлетел шага на три, но умудрился не упасть, удержавшись на ногах. Пару секунд очухивался — явно перехватило дыхание. Лицо перекосилось от боли. Вдохнув наконец, «недоделанный мачо» взревел, словно раненный слон:
— Ах вот так, да?! Ну ладно, с-сучки вонючие, лесбийки поганые! Сами напросились! Сейчас я вам покажу, как унижать настоящего мужика!
«Настоящий мужик» попробовал использовать приёмы боевого самбо. Интересно, конечно, где он их нахватался, но без практики это, скорее, напоминало балет…
С тем же успехом он мог бы и крестиком вышивать.
Когда массивное тело вылетело через качающиеся двери бара, бармен Том покачал головой. Рассечённая широким шрамом и поэтому чуть приподнятая левая бровь придавала его лицу хроническое иронично-дружелюбное выражение. Но не поздоровилось бы тому, кто принял бы это за подлинное дружелюбие… Ленайна однажды видала, как Том сам, без их, или полиции, помощи, «разобрался» с бандой подростков, сдуру пытавшихся ограбить принадлежащее ему заведение:
— Ленайна. Пожалуйста, прошу тебя. Когда он вернётся, не кидай его больше об зеркало: это моё последнее. А следующая партия прибудет с Земли только через месяц!
— Хорошо, Том. Давай, звони в скорую и полицию: вон он идёт.
Даже с вынутым из ножен на предплечьи тесаком, скорее, напоминающем мачете, в руке, торговец вовсе не казался грозным. Скорее, растерянным, и пытающимся сохранить хотя бы минимум самоуважения:
— Ладно. Значит, с-сучка поганая, ты любишь только свою любовницу?! Ну так я сейчас ей рожу-то подправлю! Чик-чик! — он показал, скалясь, словно бешеная собака, как располосует крест-накрест лицо всё ещё смотревшей в скатерть Линды.
Линда отреагировала. Как всегда, быстрее, чем Ленайна смогла хоть что-то заметить или сделать. На то, чтобы достать из чехла за спиной и бросить резы, ушло не больше десятой доли секунды.
Торговец застыл на месте, удивлённо пялясь на руку с мачете. Затем перевёл взгляд на двери бара, где, чмокнув, засели вольфрамовые наконечники. Рот растянулся в оскале:
— А вот и промахнулась, тощая сучка!
Ленайна, подойдя к барной стойке, протянула руку. Том отработанным движением послал по пластику кювету со льдом прямо ей в ладонь. Опустив кювету на пол, Ленайна острым носком сапога толкнула её по отсвечивающему бликами потолочных светильников линолеуму в нужное место.
Ровно через полсекунды кисть, так и не выпустившая мачете, смачно грохнулась в кювету, рассыпав часть кубиков по полу. Торговец наконец заорал. Затем грохнулся на колени, схватившись за руку, и пялясь то на культю, то на отрубленную кисть во льду. Челюсть отвалилась, глаза закатились. Завалившись на бок, он шмякнулся на пол, на своё счастье, потеряв сознание.