– Да, а терять, собственно, что? – Локтева небрежно поправила огромный бюст под тонкой обтягивающей кофтой.

Однако волноваться была причина. Все кассирши знали, что начальник вокзала Ларин временами был суров и подвержен вспышкам неуправляемого гнева. Бывали даже случаи, когда Виктор Андреевич увольнял в порыве бешенства нужного и ценного работника, о чем мог сильно пожалеть уже на следующий день. Но даже если и была возможность изменить скоропалительное решение, Виктор Андреевич никогда этого не делал. Так что лучше было не попадаться под горячую руку Ларина и уж тем более не доводить его до белого каления.

– Ну а ты, балерина, чего молчишь? – глянула через плечо Брунева на Оксану. – Или тебе в кабинете у Ларина море по колено?

– Эх, где моя молодость! – пропела язвительно Локтева. – На кого же она растрачена!

Кассирши дошли до приемной начальника вокзала и как по команде остановились перед входной дверью.

– Значит, так! Молчим, как партизаны, – дала установку Брунева.

Она глубоко вздохнула и первой вошла в приемную. За ней последовала сильно побледневшая Локтева. И замыкала этот строй остававшаяся, как казалось, ко всему равнодушная Оксана.

– Один? – спросила у секретарши Брунева.

– Уже давно ждет вас! – гробовым голосом ответила секретарша.

– Олечка, может, ты зайдешь туда и подготовишь почву? – сладко предложила Локтева.

– Да вы что! Идите лучше сразу, у него и так сегодня проблем – с матерью… И еще тут всякие дела…

Брунева, предварительно постучавшись, открыла дверь в кабинет Виктора Андреевича и подтолкнула туда Оксану.

Кассирши увидели в кабинете сидящего на подоконнике Ларина. Он смотрел в окно и, казалось, не слышал, как к нему вошли служащие.

– Виктор Андреевич, мы выражаем вам соболезнование – от всего коллектива… – начала Брунева и тут же под взглядом начальника вокзала осеклась.

В глазах Ларина промелькнуло недоумение. Он как будто бы забыл о том, что случилось с матерью. И вот теперь ему напомнили.

– А, ладно. Сейчас не об этом, – с досадой отмахнулся он.

Кассирши так и остались стоять у входной двери. Ларин во время служебных разносов никого не приглашал садиться, отчего многие его подчиненные чувствовали себя в подобных ситуациях нашкодившими подростками. И сейчас Виктор Андреевич только сам подошел к ним поближе, и лицо его сделалось стальным.

– Значит, так, мои милые, – начал он холодно. – До каких пор у нас будет оставаться эта совковая психология? До каких пор мы будем относиться к работе так, как будто бы мы делаем величайшее одолжение клиенту, продавая ему билет?

– Виктор Андреевич, ну что вы говорите? Разве кто-нибудь вам пожаловался?

– забубнила не выдержавшая данного самой себе обета молчания Брунева.