– Вот, Лева, не могут они без концерта. Опера. Пригласить, что ли? Вроде самим мало, – громко сказал Фома.

– А мы приглашали?

– Они разве голодные? Если так, пусть поедят.

Цыгане, которых стало внутри уже шестеро, прислушались к разговору.

– А подарки принесли? В гости, даже незваные, с подарками надо приходить, – сказал нравоучительно уличный. – Меня мама так учила.

Цыган стало уже двенадцать. Задние не понимали, почему их товарищи медлят.

– Вы по какому вопросу, граждане? – Фома так и сказал с ударением на втором слоге.

Цыган стало уже два десятка, и неизвестно, сколько ждало своей минуты снаружи. Бомжами овладела холодная решимость, как на палубе «Варяга».

– По вопросу? Я свой вопрос тебе на кишки намотаю, падаль…

Цыган выругался по-своему. Наверное, грязно.

– Ты сопли-то утри, не барон еще, чтоб со мной так разговаривать. Когда бороденка подрастет, тогда придешь, – ответил Фома и встал.

За ним поднялись остальные. Цыган стало больше, но до трех десятков не дотягивали. А потом началось…

Снова выругавшись, цыгане россыпью, чтоб охватить бомжей в кольцо, кинулись в атаку. Пока ножей видно не было. Видимо, они решили, что справятся голыми руками. Не тут-то было. Мужики встали спина к спине, локоть к локтю и секунд тридцать не рассыпались. Дрались молча, с какой-то отчаянной решимостью и даже лихостью. Недаром на Руси говорят – на миру и смерть красна. Кстати, о смерти никто не думал. Озвучить такую драку невозможно. Цыгане орали, бомжи молчали. Только ухали, вкладывая всю силу в удар. И вот появился первый нож.

Целили в Фому. Боцман подхватил хлебово и с размаха выплеснул в лицо цыгану…

Вы слышали, как визжат свиньи перед смертью? Как плачет раненый заяц? В конце концов, человек ведь тоже животное…

И тут вступил в битву Николенька. Он появился за спинами нападавших, и те, разгоряченные дракой, сначала понять не могли, что обрушивается сзади на их головы. Так он убрал троих. А потом сверху ссыпались «десантники». Цыгане растерялись. Поди, не у одного в голове пронеслось, что на стропилах этих «десантников» легион.

– На пути! – заорал Фома, и это было его стратегической ошибкой.

Воспользовавшись секундным ошеломлением нападавших, бомжи, как тараном, проложили себе дорогу к дверям и выскочили на щербатую платформу перед пакгаузом. Драка переместилась туда. Но не было уже среди обороняющихся стройности и единства. Битва распалась на очаги…

А по кем-то отданному приказу сюда, в тупик, неумолимо приближались три вагона из резерва. Стучали колеса на стыках. Глухо. Равнодушно.

Фома отбивался сразу от троих нападавших. Как он был красив! Рубаха порвана. Губа рассечена. Один глаз заплыл, второй глядел зорко и свирепо. Но трое есть трое. Его переполовинили обрезком трубы, и он свалился с платформы вниз. Никто не слышал приближавшихся вагонов. Первыми их заметил Боцман. Он увидел лежавшего и безуспешно пытавшегося подняться Фому, даже крикнул ему что-то нечленораздельное, но тут самому Боцману крепко досталось по хребтине.