На шестом курсе появилось еще одно поветрие: лечение всех болезней, включая шизофрению, «подсадкой чужеродного белка». Под кожу подсаживали ткани и органы животных, любые, кроме рогов и копыт. В принципе, в этом было рациональное зерно («райц-терапия»). В 30х годах гинекологи лечили воспаление «молочными уколами». Для рассасывания неподдающихся обычной терапии воспалительных инфильтратов это было подходящим методом. Мы потом в клинике лечили анастомозиты после резекции желудка подсадкой автоклавированного яичного белка с хорошим эффектом. Но подсаживать селезенку свиньи больному рассеянным склерозом, наверное, было уже лишним. Эта эпидемия продержалась больше года, даже была всесоюзная студенческая конференция по разным видам подсадок.
Последними кампанейскими методами были транспозиция селезенки в грудную полость для лечения портальной гипертензии и резекция печени для лечения цирроза. Каждый раз на годы все хирургические журналы блокировались этой макулатурой, а научные учреждения занимались ерундой по велению вышестоящих партийных организаций.
На четвертом курсе в кружке по оперативной хирургии проф. А.П.Соколов, наш декан, предложил мне научную работу. Он сохранил большое количество материала после реампутаций порочных культей бедра и голени. Я должна была их отработать и определить причины непригодности для протезирования. Задачу я выполнила, доклад сделала и была выдвинута на городской пленум студенческих научных работ. Но тут возникло непреодолимое препятствие – труд мой негде было отпечатать на машинке. Иллюстраций хороших тоже не было. Думаю, что если бы мне прибавить немного тщеславия, я бы отыскала сама возможности оформить работу. Но чего нет, того нет. Руководитель мой не озаботился показать, как это надо сделать. Дефект в виде несовершенного пиара остался у меня на всю жизнь.
После четвертого курса у нас была врачебная практика. Она проходила в крупных больницах области. Наша группа была направлена в Нытву. Меня мама категорически не пустила, непонятно чего опасаясь, и я всю жизнь об этом жалею. Несколько человек с курса определили в первую медсанчасть, куда попала и я. Обучение там мы прошли серьезное, но сельское здравоохранение надо было посмотреть обязательно.
В клинику госпитальной хирургии мы пришли на пятом курсе. В первый же день я заработала замечание профессора Семена Юлиановича Минкина за то, что я топаю в коридоре. На мне были первые в жизни туфельки на маленьком каблуке чешского производства «Батя» (его тут же национализировали, назвали «Цебо», и их не то, что носить, а и мерить стало нельзя – без ног останешься).
Пришлось передвигаться на носочках, а когда я зашла в палату попросить историю болезни, на меня рявкнула Р.М.Арасланова, которая эту историю как раз заполняла (у нее болел зуб). Группу нашу вела замечательная Галина Федоровна Маргаритова, прекрасный хирург, отличный преподаватель и душевный человек. На ее занятиях мы постигали основы. Было много разборов больных, работали в перевязочной. На одном из занятий она показывала нам последствия черепно-мозговой травмы. Пациент, мужчина 25ти лет, во время войны перенес трепанацию черепа по поводу осколочного ранения, но в мозговой ткани остались инородные тела, возникали частые обострения гнойного процесса. Он с трудом, но передвигался по комнате, виртуозно ругался матом и не пропускал ни одной мимо идущей юбки. На перевязочном столе Г.Ф. сделала разрез, из него хлынул под давлением гной. Она расширила отверстие и зашла подальше сначала зажимом, потом пальцем. Достала осколок, потом ввела тампон, а затем почти всю ладонь. Было впечатление, что в голове, кроме гноя, ничего не осталось. А как же функции головного мозга? Стало ясно, что голова человеку совсем не обязательна. И профессор Семен Юлианович Минкин утверждал, что «голова – совершенно лишняя и очень вредная надстройка». Насколько он был прав по поводу её вредности, мне приходилось убеждаться неоднократно на примерах моих друзей.
Хирургией на пятом курсе мы занимались оба семестра по месяцу. Для курации у меня был больной абсцессом легкого. Я вспомнила, что на третьем курсе крупный ученый и замечательный лектор заведующий кафедрой патологической анатомии Михаил Андреевич Коза говорил: «основным заболеванием легких считается туберкулез». В качестве примера банального воспаления привел болезнь М.Горького. Кстати, Горький в 19ти летнем возрасте стрелялся из-за безответной любви. После этого у него всю жизнь поддерживался раневой пульмонит. Так что бактериальное воспаление в 1949 году было еще заболеванием эксклюзивным. Правда, в одном из сборников я обнаружила статью патологоанатома из Витебска, где автор утверждал, что после внедрения в клинику антибиотиков и сульфамидов у них появились летальные исходы гнойных заболеваний легких. Не прошло и двух лет, как абсцессы легких появились и у нас в клинике. На шестом курсе Семен Юлианович поручил мне сообщение на хирургическом обществе о нескольких больных эмпиемой и абсцессами легких, лечившихся в отделении. Так, наряду с успехами антибиотикотерапии, проявилась и ее негативная сторона.
В конце пятого курса нам объявили, что вводится субординатура, и мы, следовательно, остаемся еще на год в институте на шестой курс. Сразу обострилась проблема общежитий. Распределение проходило по всем специальностям, вплоть до того, что патанатомии обучалась целый год только одна студентка. Наша академическая группа тоже разошлась по многим кафедрам. Кроме того, после четвертого курса мальчиков пригласили на военные факультеты, в частности, в первый Ленинградский медицинский институт, куда некоторые из них и отправились. Так 1952 год оказался без выпуска.
Субординатура
Субординатура по хирургии проходила у нас на базе областной больницы.
Пермская областная больница для моих однокурсников была и остается родным домом. Даже для тех, кто никогда не числился в ее штате. Причины этого коренятся в далеком теперь уже прошлом.
Клиника, тогда еще институтская, располагалась в историческом здании хирургического отделения Александровской больницы, где теперь находится Институт Сердца. В то время в стационаре было 190 коек и 3 отделения: чистое, гнойное и травматологическое. На втором этаже – 2 операционных: плановая справа и экстренная – слева, на первом – травматологическая в правом крыле, а симметрично ей в левом – рентгеновский кабинет. Общебольничное рентгеновское отделение помещалось в одноэтажном деревянном доме на том месте, где сейчас стоит хирургический корпус. На углу улиц Куйбышева и Пушкина был тоже деревянный просторный двухэтажный дом, где размещалась областная поликлиника. Основной корпус «с львами», тогда еще двухэтажный, стоял посредине замечательного сада со старыми деревьями редких пород и кустами, в которых летом всю дежурную ночь заливались соловьи.
История больницы насчитывает уже 180 лет. Лучше всего ее прошлое изложено в книге Вениамина Викторовича Плешкова, которую он с большой любовью и добросовестностью готовил к 150-летию больницы. Однако книга вышла под двумя авторами, и из нее было удалено много фактического материала, например, полностью исключены сведения о деятельности М.В.Шаца. Я собирала их лично по архивным документам и рассказам его дочери и внучки и очень удивилась, не обнаружив всего раздела в книге. Говорили, что это по распоряжению Главлита (цензуры, по-простому). И только через 25 лет мне удалось поместить работу своего друга в оригинале в сборник, посвященный уже 175 летнему юбилею. За подробностями отсылаю интересующихся к «Очеркам областной клинической больницы», Пермь, 2008. А сама хочу рассказать то, что лучше знаю из недалекого прошлого.
Основана клиника госпитальной хирургии в составе естественного факультета Пермского государственного университета на базе Александровской больницы в 1921 году. Первым её заведующим был профессор Василий Николаевич Парин.
В.Н.Парин (1877 – 1947) родился в одном из сел Вятской губернии. Он окончил городское училище, затем учительскую семинарию и 4 года работал учителем начальной школы. В 1901 году он поступил на медицинский факультет Казанского университета и окончил его в 1907 году, был оставлен в ординатуре при факультетской хиругической клинике, которой заведовал В.И.Разумовский. В 1912 году он защитил докторскую диссертацию на тему: «К вопросу об экспериментальных атипичных разрастаниях эпителия и о терапевтическом применении их для закрытия дефектов кожи». Высокая эрудиция и организаторские способности способствовали ему в дальнейшей деятельности в Перми.
Она пришлась на тяжелейшие годы разрухи и гражданской войны. Единственная на город хирургическая клиника оказывала помощь и военным, и населению. Студенты обучались на базе отделения Александровской больницы. И даже в условиях нехватки аппаратуры, материалов, еды и белья, в клинике выполнялись все плановые и неотложные операции: резекции желудка, перевязки артерий, артропластика тазобедренного сустава, зкзартикуляция верхней конечности с лопаткой, экстирпация гортани. В 1928 году ординатором Борисом Васильевичем Париным выполнено первое переливание крови на Урале. В научном плане разрабатывались проблемы ортопедии, пластической хирургии, патологии органов брюшной полости, мочеполовой системы, хирургической инфекции, челюстно-лицевой хирургии. Клиника становится научно-методическим центром на Западном Урале, в значительной степени благодаря выпуску «Пермского медицинского журнала», который был признан лучшим провинциальным медицинским изданием. В конце 20-х годов наметился конфликт между руководством и молодыми врачами, В.Н. был вынужден уйти. Его направили на организацию института в Ижевске. После нескольких лет безвременья его сменил Моисей Вольфович Шац (1890 – 1963).
Моисей Вольфович родился в Каменец-Подольской губернии, учился в Мюнхенском и Бернском университетах, в 1916 г сдал экзамен на звание врача в Одесском университете. В его отсутствие два его брата эмигрировали в Аргентину и увезли с собой жену и двоих детей Моисея Вольфовича. Он отправился следом. Братья предложили ему купить клинику и начинать работу. Он отказался, как рассказывала мне его дочь, Зоя Моисеевна Гросбаум, под тем предлогом, что не любил оливковое масло, забрал свою семью и вернулся в Россию.
После 4х лет службы в качестве военного врача М.В. отправился в Лысьву, где с 1920 г. он работал главным заводским врачом и лечил остальное население уезда. В архиве института хранится протокол рабочего собрания, в котором его пациенты требуют присвоить доктору звания Героя труда, которого тогда в государстве еще не было. В 1928 году М.В. сделал попытку поступить на кафедру госпитальной хирургии, но это ему не удалось. Против – ученый совет. Они не считают человека, прошедшего обучение в лучших вузах Европы, владеющего пятью иностранными языками и имеющего опыт самостоятельной работы, достойным стать младшим научным сотрудником (протоколы в деле). Они еще не знают, как он оперирует. Что вызвало такую реакцию? Скорее всего, зависть «красной профессуры» к настоящему образованию, по типу «очки и шляпу надел». Но в суете кафедра без заведующего потихоньку расползлась, сотрудники начали разъезжаться, совет поредел, и в результате с 1931 по 1933 год М.В. исполнял обязанности профессора на кафедре факультетской хирургии, а в 1933 году перешел на заведование госпитальной хирургической клиникой в уже самостоятельном медицинском институте.
По рассказам работавших с ним моих учителей, М.В. был выдающимся хирургом. Он владел всем диапазоном оперативных вмешательств не только в общей хирургии и травматологии с ортопедией, но и в смежных дисциплинах. Техника его была безукоризненной. За то, что помощник хватал брюшину зубастым пинцетом, он мог выгнать из операционной, а то и из клиники. Нагноения ран были поэтому явлением исключительным. В этом можно было убедиться, наблюдая за операциями его учеников: Г.Ф.Маргаритовой, Р.М.Араслановой, О.С.Нельзиной. Обходы он делал целый день, обсуждая каждого больного и читая все истории болезни. И этот подход стал правилом в работе его сотрудников. А еще он заботился об их общем культурном уровне, для чего нанял за свои деньги преподавателя английского языка (вот это уже без эффекта, но не его в том вина) и учил их играть в шахматы (с тем же результатом).
Кроме того, М.В. занимался наукой. Вот неполный перечень тем опубликованных им научных статей: о максимально щадящем методе аппендэктомии, об образовании искусственного влагалища, об аппаратуре для эфирно-кислородного наркоза, о пластическом замещении бедренной кости, о способах замещений дефектов периферических нервов, о методике заполнения полостей после удаления костно-туберкулезных очагов и т.п. В 1936 году М.В.Шацу по совокупности работ было присвоено ученое звание профессора и ученая степень кандидата медицинских наук.