Глава 25

25

Не считая парома Дувр-Кале, дорога от Лондона до Гомеля ныне вся уложена рельсами и занимает с пересадками не более шести дней. Я, не скрываясь, поймал извозчика у гомельского вокзала и поехал во дворец, представившись лакею негоциантом Трошкиным, чающим увидеть княгиню.

Но в гостиную вышел князь, перекошенный от бешенства. За время, прошедшее с памятной ссоры в Вене, русский корпус вернули в империю, и фельдмаршал первым прибыл в семейное гнездо.

— Вы?! Опять! Во-он! Иначе скажу слугам спустить собак!

— Je suis désolé (24), Иван Фёдорович, мы не можем бесконечно жить во лжи.

(24) Извините (фр.)

Разъярённый так, что от размахивания рук распахнулся халат, Паскевич бросил мне в лицо:

— Я заплатил вам за молчание.

— Моими собственными деньгами. Право же, довольно. Ежели не достаёт на жизнь, могу вернуть тотчас и с процентами.

— Вы… вы — низкий человек! Это для вас деньги важнее семьи.

— Извольте не переходить границы, — я приподнялся с кресла, занятого в ожидании, и шагнул навстречу брызгающему слюной старику.

— Это мой дом! И я прикажу спустить вас с лестницы!

После сказанных в запале слов я снова не сдержался, как в венском дворце, и уронил необратимое, не оставив выбора Паскевичу.

— Прискорбно, князь, что вы более не способны ни на что иное, кроме как кликнуть слуг.

— Тогда… Тогда оставьте ваш адрес. Я пришлю секунданта договориться о времени и месте.

— Дворянин будет стреляться с безродным обывателем Трошкиным? — начиная сознавать абсурдность ситуации, я сделал неуклюжую попытку изменить её и не преуспел.

— Вы, кажется, решили возродиться графом. Что же, отступите?

— Нет. И всё равно увижу Аграфену Юрьевну. И детей.

— Именно поэтому я застрелю вас завтра. Убирайтесь!