— Ну ты, Зуев, и отожрался, — пропыхтела девушка, когда мы с трудом доковыляли до выхода.

— Содержание жиров и холестерина стремится к нулю, исключительно полезная масса, — невнятно пробурчал я, кажется, вновь приближаясь к состоянию бреда.

— Полезная масса сейчас я, — логично парировала зверушка, волоча меня в неизвестном направлении. — Ну, давай же, зараза живучая, перебирай ногами, коль они есть! — прошипела она.

— Ни в чём нельзя быть уверенным до конца, — кажется, вполне в тему вставил я, но поручиться за это не мог: слишком сильно путались мысли. Да и говорил я исключительно для того, чтобы оставаться в сознании. — Это мир трясёт, или только меня?

— Заметил, наконец? — фыркнула моя спасительница. — Пираты немного заняты спасением собственных задниц, им сейчас не до нас. Чёрт, ну только не отключайся, эй, я тебя не подниму с пола! — мир особенно сильно качнулся, в плечо врезалось что-то твёрдое. — Не смей глаза закатывать, слышишь?! — голос доносился откуда-то из бесконечного далёка, вместе с отзвуками взрывов и какой-то странной канонадой. — Зуев, козлина блудливая, не смей мне сейчас сдохнуть, я тебя сама придушить хочу! — вспышка боли от удара по лицу выдернула меня из подступающего обморока, обменяв его на непонятный гул в ушах.

— Это не я, это Ванечка.

— Какой, дыру над тобой в небе, Ванечка?! Нет тут никакого Ванечки, Сёмочка один! Давай, ну, пожалуйста, шевелись же ты, — голос её задрожал, — не то от злости, не то от обиды, — и моё лицо обожгла ещё одна целительная оплеуха. Борясь с дурнотой, я локтем отжался от стены, покачнулся, но своевременно был подхвачен своей нежданной спасительницей.

— Ванечка — козлина блудливая, — пояснил я. Перед глазами по-прежнему было пёстро и мутно, и у меня никак не получалось понять, почему я всё ещё жив и нахожусь в сознании. Мне же, кажется, перерезали горло? Или это было не со мной? Или этого вообще не было? — А я — болтливая.

— Вот уж точно, — пробурчала зверушка. — Но в твоём случае одно другому не мешает.

— Не мешает. Но должно быть разделение труда: это одно из свойств индустриального общества, — согласился я.

Так мы и плелись в неизвестность. Пару раз я слышал, как мимо грохотали чьи-то ботинки, но на нас почему-то не обращали внимания. Видимо, хозяевам корабля действительно было совсем не до нас. Ну, или эти звуки мне просто мерещились.

Большей частью я бредил, но иногда случались просветления. В такие моменты я искренне дивился героическому упорству зверушки и тому, что хоть кое-как, но — умудряюсь идти вперёд. Наверное, объяснением последнему служили вколотые стимуляторы, которые худо-бедно, но — действовали. А вот объяснить поведение зверушки я для себя так и не смог. Да и не очень-то пытался, сосредоточенный больше на том, чтобы уцепиться за ускользающее сознание и не рухнуть на пол. Даже сквозь бред я прекрасно осознавал: подняться на ноги я точно не смогу, даже с помощью Жени.

Некоторое прояснение наступило, когда моя спасительница издала долгий переливчатый вздох облегчения и буквально уронила меня в кресло. Резкое движение отозвалось вспышкой острой боли, которая почему-то не отключила меня совсем, а, наоборот, взбодрила. Я даже сумел оглядеться по сторонам и понять, что крошечное тесное помещение с шестью креслами в три ряда, — это какой-то небольшой космический корабль. Спасательная шлюпка?

— Надеюсь, нас не собьют, а просто подберут, — пробормотала зверушка, усаживаясь в соседнее кресло.

— Покажи, кто там, — попросил я. — И, кстати, как тебя зовут на самом деле?

— Рури, — после короткой паузы всё-таки ответила она, пытаясь разобраться в управлении.

— Спасибо тебе, Рури, — кивнул я. Она бросила на меня странный короткий взгляд, я не смог разобрать выражения лица в полумраке, но едва заметно кивнула в ответ. А потом ожил обзорный экран, отображая тех, кто сейчас потихоньку превращал в космический мусор последний из кораблей Чёрных Демонов.

Три здоровенных плоских посудины листовидной формы, ведущий звена — средний эсминец и два ведомых — тяжёлые катера прикрытия.

— Эй, ты чего? — всполошилась девушка, оборачиваясь ко мне. А я не мог ответить: я смеялся. Даже, скорее, ржал. Морщился от боли, шипел, задыхался, но остановиться не мог. — Это отходняк от лекарств? — взволнованно уточнила Рури. Я, зажмурившись, сумел только качнуть головой: смех скрючивал меня, буквально выворачивал наизнанку, и никак не желал оставлять. — Ты их знаешь, что ли?

Я закивал, а Рури отвлеклась на управление, продолжая тревожно на меня поглядывать.