Всё словно тонет в липкой патоке. Звуки исчезают, полосы света из окон сливаются в невыразительный серый фон, окружающие предметы расплылись. И только Дверь выделяется на этом размазанном фоне невыносимой фотошопной чёткостью.
Галина шагнула вперёд, обходя застывшую в дверном проёме подругу. Светка стоит, будто боится даже шорохом нарушить навалившуюся тишину, – и шаги гимназистки звучат в ватной тишине, как колокольный звон.
– Ну что, нашли, что искали? Сём, Свет, что вы молчите, в самом деле?
Сёмка встряхнулся, как мокрый спаниель. Нормальный мир вернулся – привычные уличные шумы, топот копыт, голоса, далёкий гудок паровоза. Но и дверь никуда не делась – хотя и перестала быть воплощённым, зримым центром мироздания. Дверь как дверь…
– Да. – Спасибо, хоть откашляться не тянет… – Да, нашли, всё хорошо. Спасибо за помощь!
– Так вы не уверены, сможете ли вернуться? – расстроенно спросила Галина. Она повторяла это снова и снова, и всякий раз Светка отчаянно мотала головой, не выпуская ладони подруги. Глаза у обеих были зарёванными.
Когда Сёмка рискнул прикоснуться к Двери, он снова, как в тот, первый раз, испытал укол неведомой энергии, проникшей в тело через ключ. На этот раз мальчик не испугался: он того и ждал – нет, даже жаждал, мучительно мечтая о короткой судороге, пронзающей руку до самого плеча. Теперь вставить бородку ключа в скважину – и всё, путь домой открыт!
«Удивительно – отстранённо подумал он, – а ведь Светка, осознав, что всё в порядке, не кинулась к двери с воплями „Хочу к маме!“ Нет, она повисла на Галкиной шее, и уже полчаса девчонки прощаются, уверяя друг друга, что непременно встретятся снова».
Ему бы эту уверенность…
Галина, разумеется, попросилась «сходить туда, с вами, хоть на минуточку посмотреть на будущее». Сёмка решительно воспротивился: конечно, Москву не обстреливают из пушек – но как быть, если Дверь всё-таки закроется навсегда?
– Свет, так я буду ждать, – в который уже раз повторила Галка. – Сегодня нам объявили, что гимназия закрывается. Если японцы подойдут к Артуру с суши, здесь будет солдатский госпиталь. А я поступлю в него добровольной сестрой милосердия и буду каждый день заходить сюда и проверять, не появилась ли ваша дверь. И картинку никому снять не позволю!
Сёмка вздохнул. Сто раз ведь говорил: они «вошли» в 1904-й год не здесь, а на пирсе. В гимназической библиотеке только выход; а где окажется на новый вход – кто его знает? И окажется ли вообще…
Но промолчал: зачем расстраивать человека?
Всё, пора…
Ребята взялись за руки. Сёмка нарочито медленно поднял ключ. Вот, сейчас…
– Подождите! – Галина схватила мальчика за рукав, будто стремясь удержать. – Я так и не успела спросить: скажите, японцы нас не одолеют? Крепость устоит? И флот – он тоже победит?
Глаза гимназистки вспыхнули такой надеждой, что Сёмка, не выдержав, отвёл взгляд.
– Конечно, Галь, – ответила Светлана. – Русские побьют японцев и прогонят прочь из Маньчжурии. И острова на Курилах захватят, и все японские корабли потонут. А сама Япония так испугается, что их парламент примет закон, запрещающий японцам иметь армию. И японцы будут делать для всего мира красивые товары, а в Москве откроют специальные японские рестораны. А ещё они придумают такие книжки с картинками – мангу. Я тебе в следующий раз привезу!
«Ну да, только Светка не сказала, что произойдёт всё это на сорок лет позже. А до тех пор случатся ещё две страшенные войны. А в эту войну Россия будет побеждена и корабли – те, что горделиво дымят сейчас в гавани Артура, – уйдут на дно. И крепость падёт, и…
Но ведь Светка не солгала? Они всё равно одолеют, пусть и через много лет. И правильно, нельзя подрывать веру в победу у тех, кому предстоит сражаться…»