«Вот болван – какая война? До неё ещё лет сорок…»

– Только не острова, а полуостров, – поправил штабс-капитан. – Ляодунский полуостров достался Японии по Симонсекскому договору 1895-го года[6], а потом мы, Россия, вместе с Германией и Францией, у них его отобрали. Да и насчёт войны… это вы зря, юноша, – войны-то, как таковой, не было. Хотя, конечно, на грани, на грани… Правительства трёх европейских держав обратились к япошатам, требуя отказаться от аннексии Ляодуна – вот бедным макакам и пришлось уступить. Очень они, знаете ли, сердились – в японо-китайскую войну Порт-Артур, тогда ещё китайский Люйшунь, достался армии микадо немалой кровью. Ну а европейцы, ясное дело, теряться не стали – за год протянули через Маньчжурию железную дорогу[7], а немцы в Циндао построили базу для своих военных кораблей.

– Правильно япошек из Маньчжурии вытурили! – фыркнула Галина. – Вон наша Киу Мийфен, – и девочка кивнула в сторону кухни, – всё время твердит: «Руссики уходить нет, японци приди, китайси рис нет, чумиза нет. Китайси умирайло, японси живи…»

– Да, верно – согласилась с дочерью Татьяна Еремеевна. – Местные китайцы такое порассказали о японском владычестве – кровь в жилах стынет! Они тут на площадях головы людям десятками рубили. Ставили в ряд – иодного за другим, саблями…

– Катанами, – вставил Сёмка. Уж в этом-то он разбирался. – Это меч такой, японский. Лезвие изогнуто, как у шашек, и острое, не хуже бритвы, – их ещё в миллион слоёв куют!

– Миллион?! – ахнула Галина. – Это же сколько надо работать? Лет сто, не меньше…

– Не так уже и много, – солидно ответил мальчик, радуясь случаю продемонстрировать эрудицию. – Берут лист стали и сгибают его пополам, проковывают – и так раз двадцать. Сами посчитайте – как раз получается почти миллион слоёв!

– Двадцать? – недоверчиво переспросила Галина? – Всего-навсего? И целый миллион? Подождите, сейчас… – и девочка, закатив глаза к потолку, принялась беззвучно шевелить губами, старательно загибая пальцы.

– Ну, это надолго – усмехнулся Анатолий Александрович. – Уж в чём-в чём, а в математике наша Галка никогда не блистала.

– И вовсе нет, папенька! – вспыхнула гимназистка. – Вот только в уме никак не выходит… Сейчас принесу карандаш и тетрадку и посчитаю столбиком! – и, не обращая внимания на протесты матери, выскочила из-за стола.

– Вот ведь упрямица! – покачал головой штабс-капитан. – Теперь не уснёт, пока не подсчитает. А вы, молодой человек, оказывается, недурно осведомлены в вопросах японской культуры. Похвально, похвально. Как вы полагаете, станут они воевать против России всерьёз? А то у нас тут кое-кто надеется, что дело ограничится перестрелками на море – ещё месяц-другой, и япошки сами запросят мира, трудновато им против России на суше…

– Ещё как станут! – оживился Сёмка. – Они ж отморозки, упоротые – вон когда с америкосами на островах в Тихом океане буцкались, никогда в плен не сдавались. Приходилось их огнемётами из подземных бункеров выжигать. А женщины с детьми и вовсе с обрыва в море бросались, чтобы не попасть в плен! А камикадзе…

И запнулся, сообразив, что снова ляпнул что-то не то.

Поздно.

За столом повисло неловкое молчание. Ошеломлённая хозяйка поперхнулась чаем; брови её супруга поползли вверх.

– С какими, простите, пиндосами? Я не совсем… кажется, в Одессе так называют местных греков? Мне случилось лет пять назад побывать там… но при чём здесь японцы? И, кстати, – что такое «огнемёт»?

– Пиндосами у нас в школе американцев зовут, – принялся объяснять Сёмка – и встретился глазами со Светкой. Она то ожесточённо крутила пальцем у виска, то хлопала себя по губам: «Заткнись, идиот несчастный!»

– Вы ничего не путаете, Семён? – продолжал недоумевать штабс-капитан. – Разве САСШ[8] когда-нибудь воевали с Японией, и тем более на каких-то островах?