Мы уже выходим из зала и собираемся спуститься в тоннель, как вдруг неожиданно раздается громкий женский крик:

— Мистер Радд! Мистер Радд!

До меня не сразу доходит, что обращаются именно ко мне, поскольку в этой толпе узнать меня просто невозможно. Длинные волосы убраны, на носу другие очки, сам я в дурацкой желтой куртке официальной команды Запаты, а на голове — командная бейсболка, похожая на те, что носят дальнобойщики и рэперы. Я замедляю шаг и, обернувшись, вижу, как ко мне пробирается крупная особа лет двадцати пяти с фиолетовыми волосами, пирсингом и огромным бюстом, едва умещающимся под обтягивающей футболкой — типичная любительница боев без правил. Я удивленно ее оглядываю, и она снова произносит:

— Мистер Радд. Вы ведь мистер Радд, адвокат?

Я киваю. Она подходит на шаг ближе и говорит:

— Моя мать в жюри присяжных.

— В каком еще жюри? — спрашиваю я настороженно. В данный момент у меня только одно жюри.

— Мы из Майлоу. Суд над Гарди Бейкером. Моя мать в жюри.

Я кивком показываю налево, и через несколько мгновений мы уже шагаем по узкому коридору, зажатому вибрирующими стенами.

— Как ее зовут? — интересуюсь я, внимательно оглядывая всех прохожих.

— Глинна Ростон, присяжная номер восемь.

— Понятно.

Я знаю имя, возраст, расу, место работы, образование, семью, адрес, брачный анамнез, опыт участия в жюри и наличие судимостей, если таковые имеются, каждого присяжного. Я сам участвовал в их отборе. Кое-кто меня устраивал, но большинство — нет. Последние две недели я сидел с ними в переполненном зале суда и действительно от них устал. Думаю, что знаю их политические пристрастия, религиозную принадлежность, склонности и представления об уголовном правосудии. И поскольку мне известно так чертовски много, я не сомневаюсь, что они заняли места на скамье для присяжных, уже решив для себя вынести Гарди Бейкеру смертный приговор.

— И что Глинна думает о происходящем? — осторожно интересуюсь я.

На ней мог быть спрятан микрофон. Меня уже ничего не удивит.

— Она думает, что все они банда врунов.

Мы по-прежнему медленно идем, никуда конкретно не направляясь и не решаясь посмотреть друг другу в глаза. Я не верю своим ушам. Наблюдая за Глинной Ростон в зале суда и зная, чем она дышит, я не сомневался, что она первой будет кричать: «Виновен!»

Я оборачиваюсь посмотреть, нет ли кого-нибудь рядом, и говорю:

— Что ж, она разумная женщина, потому что они действительно врут. И никаких доказательств у них нет.

— Ей передать это?