— Все в порядке. Это хорошие парни.

Дверь открылась, и вошел Джо в сопровождении нескольких охранников.

— Ну, разве вы двое не зрелище? — Сказал он.

Ей потребовалось несколько мгновений, чтобы понять.

— Нет. Кстати. Ты здесь главный?

Джо весело ухмыльнулся.

— Это совершенно нелепо, София. В конце концов, я всего лишь водитель.

Но она ничего этого не ответила. Она повернулась ко мне.

— Это делает тебя вторым по старшинству?

— Что случилось с тем, чтобы позволить мне хранить некоторые секреты? — Ответил я, но старался, чтобы мой голос звучал непринужденно. В этот момент не было особых причин что-либо скрывать.

Вскоре комната наполнилась людьми. Как только стало ясно, насколько велики наши шансы, то солдаты Синдиката снаружи бросили оружие и сдались. Мы не потеряли ни одного человека.

Трей все еще был без сознания, но, тем не менее, его носилки сопровождала целая команда наших лучших парней. Я не был уверен, что именно с ним будет, но уверен, что это будет неприятно. По нашим законам, единственное преступление хуже, чем попытка убить собрата, — попытка навредить самой группе, а он совершил и то, и другое.

С другой стороны, у Лив не было шанса быть наказанной. Пуля Трея попала ей в шею, задев артерию, и она истекла кровью там, в темноте. Я даже не мог заставить себя взглянуть на ее тело. У меня все еще кружилась голова от осознания того, что она жива. Смириться с ее смертью во второй раз было последним, что мне было нужно.

В какой-то момент, пока все решалось, София ускользнула. Я нашел ее сидящей в одиночестве на табурете в разваливающемся старом баре в передней части комплекса.

— Вот здесь все и началось, — сказала она, когда я подошел. — Если бы я не прокралась через дверь той ночью, все это разыгралось бы по-другому.

Я кивнул. Я никогда особо не верил в судьбу или предназначение. Мысль о том, что я не могу контролировать свою жизнь, пугает меня до глубины души. Но трудно было не почувствовать во всем этом божественную руку провидения. Как еще я мог найти душу, которая так идеально соответствовала моей собственной? Человек, который исцелил раны, которые, как я думал, невозможно было залечить?

— Ты сожалеешь об этом? — Я спросил. — О той ночи?

Уголок ее рта приподнялся.

— Ни на секунду.

Часть меня думала, что это сводит ее с ума, но это было именно то, что мне нужно было услышать. Я пододвинул табурет и присоединился к ней.