— Почему беляшик? — хмыкаю, не понимая, в чём прикол.

— Это очень занимательная история. Купила как-то на вокзале беляш. Жирно-противный такой. Меня с него стошнило. Вот и при упоминании Тимура Соко́вича меня каждый раз подташнивает, и начинается ранняя стадия гастрита.

Может, вы всё-таки встречались? Болезненное расставание и всё такое? Откуда эти неоднозначные эмоции?

— Мог бы и дальше по моим ушам ездить, — продолжает. — Зачем ты рассказал мне о споре?

— Решил быть с тобой честным.

— И в обмен на честность я обязана пустить твой язык ко мне в рот? Чтобы потешить твоё самолюбие и самолюбие твоего брата?

— Ты потешишь его самолюбие, если не разрешишь мне тебя поцеловать. Потому что он уверен, что так и будет. А вот если поцелуй состоится…

Мою мысль ловят на лету:

— Давай так. Я позволю тебе меня поцеловать. Но коньяк достается мне.

— Зачем тебе коньяк, ты же вроде как даже не пьёшь?

— Не пью. Но мне необходимо будет после поцелуя с тобой продезинфицировать свой рот.

А вот тут обидненько. Но задвину-ка я свои обидки куда подальше. Девчонке вообще рассказали, что на неё поспорили. А она ничего. Держится.

— И ещё момент. Поцелуй будет непубличный, — озвучивает ещё одно требование.

— Непубличный? А как же все поймут, что поцелуй имел место быть?

— Поймут, не беспокойся. Так что, либо так, либо катись к чёрту, а если быть точнее, к своему брату. И передавай ему большой и пламенный привет.

— Хорошо, принимаю твои условия. Все до единого.

А куда я денусь?

Лиля перекидывает волосы через плечо, сверкнув изящной, тонкой шеей.

— Тогда пройдёмте на кухню, Лиля? — указываю направление рукой. Пропускаю даму вперёд.

Демонстративно проходим по заданному маршруту, ловя напряжённый взгляд Тимура, сверлящего наши спины.