Этот немногословный, всегда как будто немного заторможенный человек заявил:

– Ну, хватит. Значит, она просто куда-то вышла.

Оля, поехали. Позвонишь ей вечером.

Таня услышала, как возражает свекровь. Как Ксения дает клятвенное обещание через десять минут снова сюда зайти, а если понадобится, то и не один раз. Наконец шаги и голоса удалились. В тамбуре хлопнула дверь и стало тихо.

– Сумасшедшая, – пробормотала Таня, имея в виду себя. – Уже от людей шарахаешься. В конце концов, что они тебе плохого сделали?

На улице было пасмурно, и тучи приобрели синеватый, грозовой оттенок. Таня протянула руку к выключателю, но не решилась зажечь свет. Если свекровь увидит с улицы, что на кухне горит лампа, то непременно вернется, и тогда придется оправдываться. Таня поставила на плиту чайник и уселась за стол, уронив голову на скрещенные руки.

Все эти дни самым страшным было ощущение пустоты. Когда Таня напивалась, ей удавалось уснуть или заплакать, и это немного помогало. Но сейчас ей было еще хуже, чем всегда. Можно было снять телефонную трубку, открыть записную книжку и звонить всем подряд – бывшим сокурсникам, друзьям, продавщицам из книжного магазина… Когда человек в таком горе, его, как правило, не отталкивают, а выслушивают, даже если нет ни настроения, ни времени…

И, как будто услышав ее мысли, зазвонил телефон. Девушка вяло, машинально встала, прошла в прихожую, сняла трубку и сказала «алло». Ей и в голову не пришло, что могут звонить свекровь или Ксения. Но голос был мужской. Буднично и вроде бы устало он произнес:

– Позови мужа.

– А его нет, – автоматически ответила она.

– А когда будет? – все тем же усталым голосом спросил мужчина. – Он тебе не сказал?

Мужчина обращался к ней на «ты», и это ей не понравилось. С какой стати? Или они знакомы? Таня собралась с мыслями и резко ответила:

– Вообще-то он умер. Еще неделю назад.

И тут она услышала такие выражения, что сразу бросила трубку. Сердце заколотилось быстрее, к щекам прилила кровь. «Какое хамство! – Таня чуть не плакала и прижимала трубку рукой, как будто это могло помешать телефону зазвонить снова. – Я же ему человеческим языком сказала – Стас умер. Какого черта он на меня сорвался?» Она ждала несколько минут. Твердо решила: если этот хам позвонит еще раз, она скажет, что телефон прослушивает милиция, потому что ее мужа убили. «Хотя вряд ли он испугается, ведь он же ничего угрожающего не сказал, просто матерился…» Но телефон больше не звонил.

Таня выпила чаю в полутемной кухне. Света она все еще не зажигала, хотя свекрови явно и близко не было. Глаза понемногу привыкли к сумеркам, и ей уже казалось, что так существовать намного легче. При свете все уж слишком определенно, чересчур тоскливо… А в сумерках можно многое себе вообразить. Она закрыла глаза и в который раз представила себе, что все осталось по-прежнему.

Через полчаса, через час Стас вернется домой, весело, отрывисто позвонит, предупреждая ее о своем возвращении, а потом она услышит, как в замке щелкает ключ…

И она услышала звонок в дверь. Открыла глаза, чиркнула зажигалкой и осветила циферблат наручных часов. Без пятнадцати десять. Ксения не слишком торопилась, а ведь обещала прийти через десять минут.

«Если начнет трезвонить как оглашенная, я открою и скажу, чтобы убиралась, – решила Таня. – Только что мне было так хорошо! Сегодня я вообще не буду зажигать свет!»

Но звонок не повторился. Зато она услышала звук, от которого почти успела отвыкнуть. В дверном замке повернулся ключ. Один поворот, другой, третий… Потом щелкнул нижний замок – немного потише. Над открытой форточкой вздулась занавеска, по ногам потянуло сквозняком – это отворилась входная дверь. Таня сидела за столом будто каменная. С того места, где стоял ее стул, коридор не просматривался. Она видела только стену напротив, стену, на которой чернел овальный жостовский поднос – подарок ее матери к свадьбе. Занавеска втянулась в проем форточки, а потом повисла неподвижно. Кто-то закрыл входную дверь, и слабо щелкнул язычок нижнего замка. Таня услышала шаги – сперва отчетливо, потом все глуше. Кто-то вошел в комнату. Там слегка поскрипывал паркет.

Потом раздался глухой звук, будто выдвинули и задвинули ящик. Какой-то шорох. Шаги все ближе, ближе, уже в прихожей…