Ребята входят в церковь. Возвращаются к машине со священником и служкой. Открывают дверцу. Ошеломлённые лица священника и служки. На заднем сидении в чёрном открытом мешке труп молодого рослого мужчины в дорогом костюме. Рядом с ним сидит седой старик. Живой. И как бы невозмутимый.

Девушка о чём-то просит служителей культа. Священник гордо отказывается. Более того, достаёт из-под рясы мобильный телефон. Собирается звонить «куда надо».

Девушка выхватывает у него аппарат. А парнишка по её команде достаёт пистолет с глушителем и неловко, стеснительно даже, тыкает ствол в живот священника.

Служка свой мобильный телефон отдаёт сам. Но недоверчивая девушка прохлопывает карманы у обоих, лезет священнику под рясу и достаёт ещё одну мобилочку.

Парнишка со служкой на тележке выкатывают из сарая гроб. Перекладывают туда труп. Из багажника машины парнишка достаёт кресло – каталку. Высаживает в него старика в чёрном костюме.

Гроб ввозят в церковь. Сзади парнишка катит кресло со стариком.

В принципе всё круто. Настоящий криминальный гламур. Но невооружённым глазом видно – эта пара ребят никакие не профессиональные бандиты. Непривычно им в этой роли. Так, типа «извините».

Священник начинает отпевание покойника. Косится на увесистый перстень на руке покойного. У гроба в скорбном молчании девушка. В кресле-каталке Старик. Профиль у него настоящего римского патриция. И его застывший взгляд соответствует траурности момента. Но в этом спокойствии и отрешённости что-то странное.

«Загадочное исчезновение!». Именно эта новость выплёскивается на экраны сначала местных неаполитанских телеканалов, а потом и обще-итальянских. В кадрах под встревоженный быстрый итальянский речитатив дикторов полиция осматривает роскошную Виллу, которая стоит на обрыве над морем. С видом на Везувий.

Пустые комнаты. Всё залито солнцем. Занавеси, раздуваемые ветром. Показывается множество камер наблюдения, натыканных по вилле и по периметру забора. Тут же пустые щели записывающих устройств. То есть наличие полного отсутствия дисков с записью произошедшего.

Во всех этих кадрах фигурирует пролом в белоснежной балюстраде на террасе над обрывом. Внизу в сотне метров под скалами плещется море. В сюжетах мелькают фотографии старика и статного усатого мужчины. Тех самых, что как раз присутствуют сейчас на обряде «Отпевания». Один из них, увы, в качестве отпеваемого.

Кладбище на косогоре возле церквушки. Парнишка со служкой копают могилу. Поют птички. Парнишка старательно равняет стенки ямы.

Служка, улучшив момент, тихонько отступает. Собирается убежать. Парнишка вздыхает, достаёт пистолет – мол, не надо, дядя, усугублять…

Гроб после отпевания вывозят из церкви. Привозят к могиле. Минута траурного молчания. Безучастный Дед в кресле-каталке.

Девушка снимает массивный перстень с руки покойного. Гроб закрывают крышкой, забивают. Опускают в могилу. Засыпают. У могилы остаётся старик в кресле. Ветер шевелит редкие волосы на его голове.

Девушка расплачивается со священником. Тот и служка сразу же срываются, было, к своим велосипедам, но парнишка переглядывается с девушкой и под пистолетом отводит их к скамейке у входа в церковь. С извиняющимся жестом привязывает. Мол, посидите, дяди, пока мы отвалим.

Служители культа смотрят, как девушка садится в машину, как парнишка подходит к безучастно сидящему у могилы старику. Как он собирается, вроде, катить кресло к машине. Смотрит на девушку. Та крутит пальцем у лба «Идиот!»

Парнишка оставляет старика у могилы. Садится за руль. Машина трогается.

В зеркало заднего вида машины: удаляется церковь, свежая могила, Старик.

Парнишка вдруг резко жмёт на тормоз.