— Ты где? — спрашиваю я.

— Где? Да там же… Дома.

— Что Рафик?

— Ушел.

— Совсем ушел?

— Не совсем. Но лучше бы совсем…

Деревянный, изъеденный жучком, и от этого какой-то домашний, лишенный излишней величественности, так мешающей мне воспринимать святые лики на православных иконах, Будда смотрит на меня со стены напротив. Его глаза спокойны и идеально пусты. На свете, на этом, вашем, обыденном свете, состоящем исключительно из нелепой суеты, нет ничего, из-за чего стоило бы по-настоящему расстраиваться, подсказывает он мне со всей возможной доброжелательностью.

— Что он сделал-то? — спрашиваю я Жанну.

— Сделал? Ничего. Ровным счетом абсолютно ничего… В этом-то и проблема.

В трубке что-то щелкает, слышатся звуки звонко падающих предметов.

— Ты там бьешь посуду что ли? — интересуюсь я будничным тоном, как будто бить посуду — норма жизни. Хотя что в наше время можно назвать «нормой» мне уже давно не понятно.

— Я скалываю плитку в ванной, — отвечает Жанна.

Ее голос почти тонет в очередном звонком ударе.

— Сама? Чем скалываешь?

— Чем? Шпателем! Чем еще можно скалывать плитку? Хотя… я не знаю чем еще можно. Может, чем-то и можно, но у меня есть только шпатель.

Какое-то время мы молчим, и я наслаждаюсь звуком падающей и разбивающейся плитки.

— А зачем скалываешь?

Жанна гомерически хохочет:

— Ремонт делаю!

— Понятно. Тебя уволили и ты осваиваешь новую дефицитную профессию? — иронизирую я.