Эпилог

На потолке чистенького, по-канцелярски безличного кабинета, напрочь игнорируя последние лучи заходящего апрельского солнца, уже битый час противно жужжали галогеновые лампы. За столом, спиной к окну сидел худой и прилизанный работник. Его руки нервно бегали по бумагам, бессмысленно открывая и тут же закрывая папки, никак не относящиеся к делу. Так же хаотично бегали по голым неуютным стенам и его светлые, почти бесцветные глаза.

— Ну я же вам повторяю, разыгрался шторм, даже не шторм, а целое цунами. Тридцать тысяч погибших и пропавших без вести, сотни затонувших кораблей. Поиски, разумеется, все еще ведутся, но вы же сами должны понимать. Ну что они там найдут? Кого на берег вынесло, того уже вынесло, а кого не нашли… — работник развел руками и незаметно зевнул.

— Но судно, этот лайнер, на котором она плыла, ведь же не затонуло? — продолжал докапываться до истины Иван Иваныч.

— Не затонуло. Но огромное количество пассажиров посмывало с палуб волной. Посреди открытого моря. Ну и где вы хотите, чтобы их искали? На дне? Как? Водолазами? Там глубина какая, знаете?

— Глубина, глубина… — пробурчал Иван Иваныч и поерзал на жестком стуле.

Выходило, что племянница, какими-то судьбами занесенная к берегам Новой Каледонии (еще вчера Иван Иваныч не имел ни малейшего представления, где это вообще находится), попала в шторм и вместе с другими пассажирами исчезла с борта с грехом пополам выжившего судна. Вещи ее, однако, преспокойно продолжали покоиться в кабине, и именно благодаря этому властям, с невероятным, почти месячным опозданием, через русское посольство удалось разыскать ее единственного здравствующего родственника, к тому же еще и проживающего на Кипре.

Собрав чемодан, Иван Иванович вылетел в Москву, где уже третий день подряд обивал пороги самых различных инстанций, оформляя документы и разбираясь с несложными имущественными правами. В первый же день ему передали сверток с найденными вещами, сходу удивившими своей немногочисленностью: в полиэтиленовом пакете не нашлось ничего, кроме зубной щетки, довольно грязного полотенца, которые Иван Иваныч сразу же и выбросил (ну в самом деле, не брать же такое на память?), и изрядно пострадавшего от воды блокнота с вложенным в него паспортом. На второй день (уже в другой конторе) его огорошили новостью, что у пропавшей имелась в собственности какая-то постройка на одном из тайских островов, и в случае, если племянница не объявится живой, то по прошествии надлежащего срока Иван Иваныч, как единственный родственник, а соответственно, и наследник, обогатится совершенно ему не нужной тропической дачкой. На этом список полученного имущества пропавшей заканчивался. Никаких объяснений, как она очутилась на борту лайнера, курсирующего от берегов Малайзии к Новой Каледонии, никто дать, разумеется, так и не смог.

— А большой ли шанс, что еще будут находиться живые люди? — спросил Иван Иваныч прилизанного.

Тот только покачал головой:

— Вы же знаете, прошел уже почти месяц.

— Да, да… Это разумеется. Но все-таки?

Работник опять покачал головой:

— Кто знает? Но надо быть готовым, что уже все. Не найдут. Видать, прибрали Боги, отмучалась ваша племянница.

— Отмучалась… Слово-то какое. И что ж это выходит, даже похорон не отыграть? — насупился посетитель.

— А что хоронить-то будете? Пустое место, воздух?

— Ну… Нехорошо ж как-то. Раз могилы нет, то совсем будто и не было человека. Прожил, а ничего от него не осталось.

— Ну почему не осталось? Память вот, в ваших сердцах.

Иван Иваныч поскреб в затылке. Пожевал губами воображаемый сигаретный фильтр, посмотрел в окно.

— Да и памяти-то не много останется. Сирота она была. Родители еще пару лет назад как погибли, а больше у нее, кроме меня, вообще никого. А я кто? Седьмая вода на киселе, мы последние лет десять и не виделись ни разу. А так, я б ее к родителям закопал, все ж это как-то более по-людски что ли, с могилкой-то… И да место там есть, в аккурат еще на четыре урночки, думали, дети пойдут, внуки, брали про запас, а оно вон как обернулось-то. Семья так и не разрослась…