Александр Уралов, Светлана Рыжкова
Вика и апокалипсис
— Интересно получается! — воскликнул Коваленко. — Глянь-ка! Вика, смотри, смотри!
Иллюминатор оглушительно дребезжащего старенького вертолёта, с его раздавленными комарами на пыльной поверхности стен и парой пустых молочных бидонов в углу, вызывал ассоциации с чем-то древним и основательно забытым. Вертолёт был прикреплён к «хозяйству Коваленко», где сам Игорь Антонович обладал властью карать и миловать, возвышать и опускать ниже плинтуса, а также даровать шубы со своего плеча и щедро делиться коньяком и спиртом.
Картинка, открывающаяся в иллюминатор этой расхристанной летающей древности, была какой-то по-детски нереальной, словно кадр из старого доброго фантастического кино. Впечатление усугубляла засохшая жвачка, чьими-то усилиями втиснутая в щель между стеклом иллюминатора и круглой обечайкой.
— Мать твою, раскорячился-то как! — восхищённо орал Коваленко, пытаясь перекричать двигатель и звонкую дробь алюминиевых бидонов.
Зелёная от болтанки Вика нехотя поглядела в иллюминатор. Её мутило, начиная с самого взлёта в аэропорту Кольцово, несмотря даже на пару рюмок коньяка. Коньяк они наспех распили с весёлыми американскими пилотами грузового самолёта, дожидавшимися разрешения на взлёт уже шестнадцать часов. «Наспех», потому что, по закону подлости, (закон Мёрфи, как говорят американские физики), это самое разрешение пилоты получили буквально через десять минут после знакомства.
Правда, крепенький невысокий пилот Тим Кроу, наотрез отказавшийся от коньяка, уже успел сообщить им, что за пьянство он терпеть не может бывших советских русских и украинцев ещё со времён Руанды. В ответ Коваленко похлопал его по плечу и сказал, что американский физик вьетнамского происхождения и отчаянный пилот Мин Хо, чуть не угробил его, Игоря Антоновича Коваленко в Калифорнии, когда они вдвоём, поддавшие, умудрились вылететь на новенькой «Сессне» мистера Хо на предмет любования окрестностями. И с той поры Коваленко, мол, не доверяет американским лётчикам, с которыми только что выпил.
Сейчас Виктории все эти подробности жизни Коваленко были безразличны. Более того, она охотно выкинула бы вниз все свои научные работы… а возможно, и самого Коваленко, лишь бы съеденное накануне овсяное печенье перестало стоять в горле отвратительным комком, выжидая удобной минуты, чтобы пулей вылететь наружу.
— Ни хрена себе! — взвыл Коваленко.
Господи Иисусе! Определение «ни хрена себе» показалось Вике слишком пресным. Нет, ребята, это всё равно, что назвать «Harley Davidson» велосипедом с моторчиком! Вика забыла о тошноте… глаза её раскрылись так, что, казалось, вот-вот выпадут…
Сидевший рядом толстый чинарёк из правительства тоненько взвизгнул и ухватил Вику за плечо. Заорала и заматерилась его охрана — два гладких дюжих бездельника, на присутствии которых настоял чинарёк.
— Давай вниз, водила! — Коваленко страшно раскорячившись, пробирался через путаницу коробок, узлов и ног. — Вниз, говорю, давай! Метров на пятьдесят подлетишь — ящик коньяка и недельный отпуск!
— Да ну его на хрен! — кричал в ответ взмокший пилот. — Ты смотри, Антоныч, смотри, что деется!
— Ложкарёв!!! Вниз, говорю! — ужасным голосом взревел Коваленко.
Вертолёт завалился набок и, как показалось Виктории, стал падать. Чинарёк вопил дурным голосом. Из носа его хлынула кровь. Вика саданула чиновника локтем, попав в жирный бок, и приникла к иллюминатору. Внизу проклятый кокон, тошнотно закручивающийся лохматыми спиралями, выбрасывал из себя длинные паучьи ноги. Они вырастали из вершины кокона и плавно тянулись на сотни метров в сторону, обрастая угольно-чёрными протуберанцами.
— Вон к тому гони, Ложкарёв! — кричал Коваленко тыча рукой куда-то в сторону.
Первая из гигантских арок уже впилась в старенькую «высотку», стоявшую сразу же за заводом «Промсвязь». Огромная дуга, образованная безумными вихрями, нависла над корпусами завода, не задевая даже мощную антенну на главном девятиэтажном корпусе. Высотку тут же обволокло чёрным. С дуги вниз полетела какая-то дрянь. Крыша монтажного корпуса завода быстро обрастала «чёрными саксаулами». Видно было, как по ней мечутся фигурки в комбинезонах, шарахаясь от летевшей сверху мерзости. Вот кто-то полетел вниз, отброшенный корявой ветвью, и безжизненно распластался на асфальте.
Солнце внезапно померкло. Над вертолётом, отбрасывая мрачную тень, пронеслась огромная чёрная полоса, похожая на струю вязкой взбаламученной жидкости. Вика невольно пригнулась. Рядом рыдал чинарёк, расцарапывая лицо и вырываясь из привязных ремней. Вертолёт дёрнулся в сторону. С грохотом покатился по рифлёному полу запломбированный ящик, обитый цинковым листом, и больно ударил Вику по ноге.
Вика вдруг поняла, что визжит от восторга и ужаса. Она смотрела сейчас на спину Коваленко, раскорячившегося у кабины пилота. Он обернулся — Виктория увидела его смеющееся красное лицо, блестевшее от пота.
— Не ссы, Капустин, по…бём и отпустим! — заорал он, хохоча во всё горло.