Оставив агентов Тайной экспедиции в особняке, мы вышли на улицу, где нас поджидали кареты, на которых мы прибыли. Увидев моих бойцов, зеваки, толпившиеся у особняка Зубовых, замолкли и попятились. Уж больно необычно мы выглядели – в разгрузках, с балаклавами на мордах, и со странным, ни на что не похожим оружием в руках.
Я доложил по рации Игорю Михайлову об успешно проведенном задержании. Нам оставалось лишь отловить болтающегося где-то по городу генерала Беннигсена. Местонахождение его было неизвестно. По всей видимости, он успел сменить мундир, потому что «жучок», который мы воткнули в его сюртук, замолчал. Агенты Тайной экспедиции сбились с ног, разыскивая ганноверца, но их старания пока были безуспешными.
Впрочем, Беннигсен в конце концов нашелся. Произошло это уже вечером, когда на улицах стало смеркаться. Но рассказать что-либо полезное для нас генерал уже не мог – его застрелили на набережной Невы у ограды Летнего сада. Как все произошло, рассказал нам морячок из Штатов, с которым я уже встречался несколько дней назад, и которого мы взяли к себе на службу. Тогда он сообщил нам весьма важную информацию о контактах генерала с человеком, которого тот называл виконтом. Судя по всему, этот виконт и был тем самым резидентом британской разведки, оставшимся в Петербурге за старшего после высылки из России посланника Уитворта.
Именно с ним Беннингсен, видимо, встретился и на этот раз. Только встреча эта закончилась для Длинного Кассия летальным исходом. Похоже, что у «виконта» сдали нервы, и он открыл пальбу из пистолетов в самом центре города. Одну пулю он всадил в американца (правда, осмотрев его, я убедился, что рана не опасная), а вторую – в Беннигсена. Керриган – так звали морячка – успел сказать нам несколько слов, а потом снова потерял сознание от потери крови. И узнали мы о происшедшем на набережной не сразу.
Уже в темноте мы начали поиски виконта, пустив по его следу Джексона – черного терьера Алексея Иванова. Джексон довел нас до Смольного собора, где следы англичанина оборвались.
– Николай Михайлович, – огорченно произнес Иванов, поглаживая по голове виновато поскуливавшего пса, – видимо, здесь этот нехороший человек сел в сани – вон, видите, следы полозьев – и отправился по льду в сторону Охты. А куда именно, я не могу вам сказать, ведь темень кругом…
– Ну, что ж, Алексей Алексеевич, на нет и суда нет. Поисками виконта мы займемся завтра. Сейчас же мы отправимся домой (мы уже начали считать Кордегардию, в которой нас временно разместили, своим домом). И не забудьте – сегодня вечером император ждет нас в Михайловском замке.
Вечером мы в расширенном составе провели рабочее совещание в столовой зале. С нашей стороны на нем присутствовали ваш покорный слуга, оба подполковника, Алексей Иванов с дочерью и напарником, и врач «скорой» Геннадий Антонов. Со стороны властей предержащих Российской империи наличествовали император и Аракчеев. Речь должна была пойти о самой животрепещущей для нас проблеме – как нам жить дальше.
Заговор Зубовых, Палена и Беннигсена был ликвидирован. Его предводители сидели в Секретном доме или на гарнизонной гауптвахте. Кое-кого, из числа тех, кто не особо в нем замарался, оставили под домашним арестом. Императору Павлу теперь можно не бояться ночного вторжения банды пьяных гвардейских офицеров и офицерского шарфа, наброшенного на его шею.
Мы свою роль спасителей самодержца выполнили. Павел сделал надлежащие выводы и теперь, похоже, не будет больше миловать потенциальных заговорщиков. По ходу дела мне удалось вместе с Аракчеевым (Алексей Андреевич больше не дичился меня и с вниманием слушал то, что я ему рассказывал о расстановке политических фигур в нашей истории начала XIX века) постарались объяснить Павлу, кто из его придворных, сознательно или нет, оказывал услуги заговорщикам. С позором был изгнан со своего поста крещеный турок граф Кутайсов, отставлена от царского ложа фаворитка Анна Гагарина-Лопухина и возвращена во дворец старая подруга царя госпожа Нелидова.
Из своего подмосковного имения со дня на день должен был приехать другой близкий друг Павла – граф Федор Ростопчин. Павел отправил его в отставку из-за интриг Палена. Правда, я посоветовал императору с осторожностью относиться к предложениям Ростопчина, касаемым внешней политики России. Иногда графа изрядно заносило, и он начинал выдавать такое, что делало его похожим на Жириновского. Недаром Екатерина Великая, неплохо разбиравшаяся в хитросплетениях мировой политики, называла Ростопчина «сумасшедшим Федькой».
Многое из предложенного можно было сделать прямо сейчас, а многое – чуть погодя. Поэтому мы хотели обсудить лишь те вопросы, решение по которым следовало принять немедленно. И в первую очередь – об отражении нападения британской эскадры адмирала Нельсона на Ревель.
– Скажите, Василий Васильевич, – обратился ко мне Аракчеев, когда разговор зашел о предстоящем набеге британцев, – а этот самый Нельсон не передумает на нас нападать? Может быть, мы напрасно беспокоимся?
– Я полагаю, что не передумает, – ответил я. – Во всяком случае, в серьезности его намерений мы сможем убедиться, когда британцы нападут на Копенгаген и разгромят береговые батареи датской столицы и флот королевства. В нашей истории это произошло 2 апреля по григорианскому календарю, или 21 марта по юлианскому, то есть через две недели. Нельсон спешит – он хочет застать русскую эскадру на рейде Ревеля прежде, чем растает лед в восточной части Балтийского моря – а это произойдет достаточно скоро. Ведь зима была мягкая, и лед на море тоньше, чем обычно.
Нельсон рассчитывает застать наши корабли врасплох и истребить их, воспользовавшись их неготовностью к неожиданному нападению. Этот однорукий адмирал считал основой всего союза стран, провозгласивших вооруженный нейтралитет, именно Россию. Он предложил датчанам без боя пропустить британскую эскадру через проливы, соединяющие Балтийское и Северное моря. Но датчане отказались это сделать.
– Неужели Нельсону удастся безнаказанно разгромить датский флот? – спросил Павел. – Ведь датчане превосходные моряки и не раз доказывали свою храбрость и умение сражаться во многих морских битвах.
– И в этот раз датчане храбро отбивались от внезапно напавшего на них врага. Потери с обеих сторон были огромными. Адмирал Паркер, возглавлявший британскую экспедицию, даже отдал приказ Нельсону прекратить бой и отступить. Но тот сделал вид, что не понял сигнала командующего, и продолжил сражение. А сам предложил датчанам на время прекратить огонь, ради, как он писал, «человеколюбия». На самом же деле это было обычное британское коварство. Адмирал хотел получить столь нужную ему передышку, чтобы снять с мели выскочившие на них британские корабли и наскоро отремонтировать наиболее пострадавшие. В конечном итоге ему удастся уговорить датчан прекратить сопротивление и протащить свою эскадру в Балтику.