Сегодня я познакомился с еще одной весьма колоритной личностью – графом Федором Васильевичем Ростопчиным. «Большой лоб, большие глаза и большой ум» – так говорила о нем покойная императрица Екатерина Великая. Правда, за глаза она называла его «сумасшедшим Федькой» из-за некоторых весьма экстравагантных высказываний графа.
При императоре Павле Петровиче Ростопчин служил по ведомству иностранных дел, пройдя хорошую школу у канцлера Безбородко. А после смерти своего шефа в 1799 году он занял место первоприсутствующего Иностранной коллегии. Граф, будучи отъявленным франкофобом, в то же время активно способствовал сближению России с республиканской Францией и охлаждению отношений с Великобританией. Его меморандум, подтвержденный Павлом 2 октября 1800 года, определил внешнюю политику России в Европе до самой смерти императора. Союз с Францией, по мысли Ростопчина, должен был привести к разделу Османской империи, а для борьбы с Британией он инициировал заключение союза между Россией, Швецией, Данией и Пруссией, провозгласившими второе издание «вооруженного нейтралитета».
В феврале этого года Ростопчин, благодаря интригам графа Палена, был удален от двора и отправлен в свое подмосковное имение Вороново. Откуда по нашей просьбе его снова вызвали в Петербург, дабы граф опять взял в свои руки иностранные дела Российской империи.
Не знаю, что именно рассказал император о своих новых друзьях, но при встрече Ростопчин довольно вежливо раскланялся со мной. Зная его страсть к разного рода буффонадам, я оценил поведение графа.
Речь зашла о русской дипломатии в государствах Европы, как союзных России, вроде Дании, так и во враждебной нам Британии. Ситуация, сложившаяся на данный момент с русскими посланниками, оказалась весьма оригинальной. Я, конечно, вкратце знал о ней, но подробности были настолько необычными, что они изумили меня.
Прежде всего разговор зашел о Британии. Посол России в Лондоне граф Семен Воронцов из-за открытой англофильской позиции был отправлен в отставку. Его место занял поверенный в делах действительный статский советник Василий Лизакевич. В сентябре прошлого же года, после захвата Англией Мальты и последовавшего за этим понижения уровня дипломатических представительств, Лизакевич по указанию из Петербурга спешно покинул Британию и занял пост посланника в Копенгагене. А в Лондоне остался… Вот тут я был удивлен по-настоящему, что называется, наповал…
Так как в Лондоне в русской миссии не осталось ни одного официального представителя России, а между тем некоторые дела с Англией по необходимости должны были регулироваться, император Павел своим рескриптом повелел настоятелю посольской церкви Якову Смирнову взять на себя исполнение обязанности русского поверенного в Англии. В новейшей истории европейской дипломатии это был первый случай, когда обязанности дипломата исполняло лицо духовного звания. Причем интересно, что де-юре Яков Смирнов не признавался британским МИДом дипломатом, так как никаких верительных грамот он, естественно, не представил. В то же время де-факто англичане решали некоторые важные дипломатические вопросы с его помощью.
Батюшка не только духовно окормлял свою паству в Лондоне и проводил все положенные требы, но и подробно, со знанием дела, писал донесения в Иностранную коллегию, а также исправно посещал заседания британского парламента, где встречался с ведущими политиками королевства.
– Из донесений нашего посланника в Лондоне можно сделать вывод о том, что англичане всеми силами будут стараться разрушить союз России с Данией, Швецией и Пруссией, – сказал Ростопчин. – Они боятся, что если в этот союз вступит и Франция, то Британию ждут тяжелые времена. Поэтому королевский флот находится сейчас у входа в Зунд, и его командование не остановится перед нападением на столицу Датского королевства.
– А что наш посол в Стокгольме, барон Будберг, думает по этому поводу? – спросил я у Ростопчина. – Насколько шведы будут тверды в выполнении своих обязанностей в качестве наших союзников по вооруженному нейтралитету?
– Барон Будберг, – тут Ростопчин сардонически усмехнулся, – не любит Францию и потому не проявляет особого рвения на своем посту.
– Кроме того, – произнес император, – он ведет весьма странную тайную переписку с цесаревичем Александром.
– А потому, – закончил я, – мы не можем вполне рассчитывать ни на него, ни на Швецию как на верную нашу союзницу.
Ростопчин кивнул своей большой лобастой головой.
– Шведы будут защищаться, если на них нападут, – сказал он. – Но не более того.
Что же касалось русского посланника в Берлине, барона Криденера, то я о нем даже не стал спрашивать Ростопчина. Достаточно вспомнить, что этот барон стал своего рода «крестным отцом» такой примечательной личности, как Карлуша Нессельроде.
– Что же у нас получается, Василий Васильевич, – покачал головой Павел, – Россия может оказаться в Европе вообще без союзников? Впрочем, у нас остается Франция, управляемая Первым консулом Бонапартом.
– Именно так, ваше императорское величество, – произнес я. – Но если мы разобьем британцев у Ревеля, то многие страны станут искать нашей благосклонности. В мире уважают сильных, а также тех, кто не боится продемонстрировать свою силу.