Из-за покрытой потертым дерматином двери раздавались залихватские аккорды музыки неопределенного жанра и какое-то гудение.

– Если за дверью слышно гудение, значит у вас два варианта; или это трансформаторная будка, или там гудят без вас! – входя, провозгласил Костя.

Навстречу ему тут же ринулся невысокий плотный человечек – Рома по фамилии Дыба. Пиво плескалось в его мутных голубых глазах, в объемистом пузе и в двух стеклянных бокалах, которые он держал в руках.

– Ма-аре-ек! – голос у него был сиплый и высокий, и вообще всем своим видом он напоминал кота, налакавшегося валерьянки. – Марек, у нас тут праздник!

Мареком Костю прозвали по двум причинам. Первая – производная от фамилии «Марыгин», а вторая – из-за любви к творчеству Ярослава Гашека.

– И что за праздник? – спросил Костя, он же Марек.

– Ха-ха! День албанской авиации! – сипло рассмеялся Дыба и проследовал на кухню, оставив один из бокалов в руках у Марыгина.

Марыгин отхлебнул из бокала и поставил его на стульчик, рядом с электрическим чайником.

Электрический чайник стоял на стульчике в коридоре потому, что на кухне евророзетки не было, а чай и кофе все хлестали ведрами, и таскать его из комнаты в комнату было непрактично.

Из туалета вывалилась пьяная морда в халате и шлепанцах, и, сделав грациозный пируэт, проследовала в комнату Дыбы. Костя скинул ботинки, и направился к себе.

Квартира эта, предназначенная для проживания магистрантов мужского пола, представляла собой кошмар перфекциониста и нескончаемый поток поводов для удивления у любого адекватного человека. Например, туалет находился около входной двери, а ванная и умывальник – в другом конце квартиры.

Заселяли сюда как-то не рассчитывая количество спальных мест в комнатах, и поэтому Костя оказался в холле за шкафом. В общем-то, он привык к спартанским условиям, да и конфликтовать с парнями, втискивая своё спальное место в одну из комнат не хотелось, и поэтому он устроил себе что-то вроде берлоги, отгородившись массивным шкафом, ширмой из сломанной кровати, поставленной на дыбы, и подвешенной на протянутую через весь холл веревке шторой.

Буйный голос ставшего недавно модным исполнителя Михаила Калачика с легкостью пробивал тонкие стены и шибал в тяжелую голову. Попойка у Дыбы была в самом разгаре. Костя стянул футболку и прямо в джинсах рухнул на кровать. Прикрыв глаза, он постепенно осознавал, что поспать ему не удастся, и поэтому, матерясь сквозь зубы, сел, нашарил пачку чая в шкафчике, специальное металлическое ситечко с крышкой, прихватил со стола объемную керамическую чашку и отправился заваривать чай.

– О, Марек! – Силивон сидел на окне и смотрел вниз.

В одной руке он держал бутылку водки, в другой – пластмассовый стаканчик.

Марек насторожился. С Силивоном случалось всякое. Этот красивый смуглый парень, археолог от Бога, гитарист и донжуан обладал абсолютной несовместимостью с алкоголем. Он напивался до белки, до чертиков, до зеленых человечков. И на сей раз он смотрел вниз явно с определенным умыслом.

– Марек, а вот нахрена мне всё это, а?

Костя аккуратно поставил чашку, чай и ситечко на буфет, подошел поближе и спросил:

– Что именно ты имеешь в виду?

Силивон обвел взглядом желтоватый потолок кухни, кипящую на плите кастрюлю и холодильник с наклейками на дверце.