Потом, по пути домой, когда основные миссии будут выполнены, мы немножечко «похулиганим» на немецких коммуникациях у берегов Норвегии. Главное, чтобы цель стоила потраченных на нее боеприпасов. А то стоящие у нас на вооружении тепловые торпеды «Физик» и в наше время стоили бешеных денег и выпускались малыми сериями. Отчетность по расходу боеприпасов у нас строжайшая.
В нашем случае использование торпед из будущего оправдано только для выполнения основных миссий, или для потопления подвернувшегося крупного боевого корабля, большого транспорта с боеприпасами или войсками, а также груженного бензином танкера. Но, так сказать, официально мы имеем право топить немецкие корабли не далее тысячи морских миль от Мурманска, поскольку в любой другой точке Мирового океана нас никогда не было и быть не могло.
Такая вот у нас насквозь секретная жизнь, тайна, завернутая в секрет, с грифом «Перед прочтеньем сжечь» Если все остальное новоприобретенное богатство, включая танки, реактивные самолеты, дизельную подлодку и авианесущий крейсер, Сталин не стесняется показывать во время боевых действий, то атомная подлодка пока не засвечена и остается козырным тузом в рукаве… Пока «Алроса» водит за собой эскадру крейсерских лодок СФ, рвет немецкие морские коммуникации и увеличивает свой личный счет, участь «Северодвинска» – оставаться в тени. Наградами нас, конечно, тоже не обходят, но вряд ли мы когда-то сможем рассказать своим внукам, как именно и где их дедушки заработали свой «иконостас» Ибо, как я уже говорил, нас там никогда не было и быть не могло.
Хоть мы еще ни разу по-настоящему не сходили на берег, могу сказать, что дети и внуки у нас тут будут – это само собой разумеется. Вот только свернем окончательно шею германскому фашизму и сделаем так, чтобы его место потом не смог занять американский империализм. А иначе вся наша работа будет насмарку.
Все, акустики докладывают, со стороны Кольского залива шум винтов. Судя по сигнатуре, это «Ташкент» в сопровождении двух наших СКР. Началось.
20 марта 1942 года, поздний вечер. Ленинградская область, деревня Моглино
Генерал-майор осназа Вячеслав Николаевич Бережной
Псковская область. Точнее, Ленинградская область – Псковская область появится лишь в 1944 году. Леса. Болота. Редкие деревеньки. И прямое, как стрела, «шоссе» на Ригу, в наше время именовавшееся автодорогой А-212. Первого марта, когда внезапным ударом был взят Псков, советские войска основным рубежом обороны сделали протекающую через город реку Великую. При этом передовые части Красной армии продвинулись на запад еще на десять-двенадцать километров, заняв деревню Моглино и одноименную железнодорожную станцию. Ближайший немецкий гарнизон располагался в Изборске, но его пока никто не тревожил, поскольку основные силы Северо-Западного фронта были развернуты на выгодных для обороны рубежах в пятнадцати – двадцати километрах южнее железной дороги Псков – Дно – Старая Русса.
В последнюю неделю положение на фронте радикально изменилось. На левобережном плацдарме, за исключением частей 236-й стрелковой дивизии из состава Северо-Западного фронта и нашей бригады, были сосредоточены и оба гвардейских кавалерийских корпуса. Три недели назад они уже «ассистировали» нам при прорыве немецкого фронта от Старой Руссы по направлению к Пскову. Оба корпуса за последнее время понесли немалые потери в людях, конском поголовье и технике, но все еще сохраняли боеспособность. И это при том, что кавалерийские части расформированной 47-й армии были «раскулачены» как раз в их пользу Такое решение было принято для того, чтобы еще не бывавшие на фронте новички, влившись в ряды закаленных в боях ветеранов, могли как можно быстрее перенять их боевой опыт. Полнокровный кавалерийский корпус – это страшная сила. Если бы в январе, при нашем прорыве из Крыма, вместе с нами шли бы кавалеристы Белова и Плиева, то для немцев «веселья» в степях Северной Таврии было бы куда больше.
С Павлом Беловым и Иссой Плиевым я с моим начштаба полковником Ильиным встретились как старые знакомые. И я был очень рад этой встрече. Из глубоких рейдов в тыл противника не всегда возвращаются живыми даже генералы. Достаточно вспомнить хотя бы Льва Михайловича Доватора, светлая ему память. Не успели мы поздороваться и пожать друг другу руки, как вдруг в штабном кунге, подобно чертику из табакерки, появился наш «дорогой Леонид Ильич»
– Товарищи генералы, – громко и торжественно произнес он, – а знаете ли вы, что вчера вечером, 19 марта 1942 года, в Демянском котле капитулировали части 2-го армейского корпуса вермахта?
– Ну, вот и все, – подумал я, – песец котенку – то есть гитлеровской "Крепости Демянск". Похоже, что немцев окончательно добили, если не атаки частей Красной армии, то голод, холод, нехватка боеприпасов. А также постоянные артобстрелы тылов из тяжелых дальнобойных орудий. Теперь командование Красной армии, установив контроль над Демянском и окрестностями, получило в свое распоряжение важнейший узел шоссейных и железных дорог, крайне важный в этом бедном коммуникациями регионе. Опять Гитлеру половичок грызть? У него у бедного от такой диеты уже изжога, наверное. Мелочь, черт возьми, а приятно…»
Я смотрел на посветлевшие лица товарищей. В этой победе была и их доля участия. А мысли мои, тем временем бежали дальше, как говорится, от общего к частному.
Теперь, думал я, высвободившаяся 34-я общевойсковая армия переходит в резерв Верховного Главнокомандования, и после пополнения и переформирования может быть использована для последующих активных действий. Командует армией, если мне память не изменяет, хорошо известный в нашей истории генерал-майор Николай Берзарин. Да-да, тот самый генерал Берзарин, который в 1945 году стал первым советским комендантом Берлина, и чья 5-я гвардейская армия брала в столице нацистской Германии штурмом правительственный квартал, и водружала над Рейхстагом Знамя Победы.
Конечно, на обстановку в районе Пскова это, несомненно приятное, событие особого влияния не оказало. Только вот такие, с виду неосязаемые категории, как моральное состояние и боевой дух войск, по словам наших политработников, «поднялись на недосягаемую высоту»
Брежнев дотянулся до радиостанции и включил ее. Левитан, зачитывая сводку Совинформбюро, оторвался по полной программе, перечисляя номера и названия разбитых и плененных немецких дивизий. Пусть даже после кровопролитнейших боев численность каждой дивизии не превышала и полнокровного батальона – это было не важно. Важно то, что враг в очередной раз был разбит, а победа осталась за нами.
– Итак, товарищи, – сказал я после того, как Левитан окончил читать сводку и по радио зазвучали бодрые военные марши, – нас можно поздравить с успехом. Но, – я подошел к карте, которую расстелил на столе полковник Ильин, – в ближайшее время мы должны еще раз порадовать советский народ и до крайности огорчить немецкого фюрера и его прихлебателей.
– Рига? – с ходу определил генерал Белов, едва бросив на карту взгляд.
– Она самая, Павел Алексеевич, – кивнул я и задал встречный вопрос: – Готовы?
– Всегда готовы, – бодро ответил Белов, – как пионеры…