— А я все жду и надеюсь, что ты когда-нибудь станешь мне соавтором по статьям и мы наши две фамилии вместе ставить будем. Алексис и Эльса Вальс! Но до такого счастья я не доживу…

— Планы на новый год в силе?

— Конечно. Подарки даже готовы тебе и матери. Сестре ее, извини, ничего не купил и не куплю. Не люблю я эту стерву и муженек ее тоже мне не нравится, юрист паршивенький, а самомнения вагон.

Отец, задумавшись над ходом или над чем-то другим, взялся за круглый свой подбородок. От рыжей копны не осталось ничего, кроме седых прядок. Он лысину не скрывал, и коротко стриг венчик оставшихся волос над ушами. Не молодился, как мама, выглядел как настоящий старик, обожавший джинсы и полисинтетические свитера.

— К тетке своей все ходишь?

— Да, там все по-прежнему.

Отец засопел, сделал вид, что задумывался над ходом. Но я-то знала, что так бывает всякий раз, когда его терзало чувство вины. После вопросов об Эльсе, которую он нарочито пренебрежительно именовал «моей теткой», часто добавлял «Я все равно не буду оплачивать ее расходы, и не проси», а я ни разу и не просила. И в голосе отца слышалась виноватость со странной примесью сожаления. Ему бы хотелось, чтобы жизнь сложилась у Эльсы иначе, чтобы она не была бременем на его совести, которой он теперь не помогал, но испытывал это давление долга.

Отец сделал ход и схмурил брови, посмотрев на меня озабоченно:

— Сколько ты сейчас получаешь дохода в месяц?

— Ты меня уже спрашивал об этом летом… Сейчас в среднем… — я покачала головой, и назвала сумму.

— Мало. С такими расходами. Тебе нужен муж и нужно настоящее дело. Сейчас ты к этому возрасту должна крепче стоять на ногах, понимаешь?

— Понимаю.

— Ничто не мешает тебе сдать экзамен и восстановиться на факультете. Получишь образование дистанционно, не бросая своих видеороликов. Эти твои творческие нарезки в подарок не обеспечат будущего. Я уже молчу о чем-то достойном в плане человеческого вклада в важную отрасль искусства, журналистики. Можешь визуала не бросать, занимайся в качестве хобби.

Я ничего не ответила. Отец снова вздохнул — настроение его испортилось.

— Нельзя бросать интеллектуальное развитие. Не хочешь ты на журналиста учиться, хорошо, выбери что-то другое. Но только не это унизительное угодничество низким вкусам. Ты как развлекалочка для них, вот сама не чувствуешь, каково отношение к тебе? У тебя профессии нет, так, сертефикат визуалов. А их, как мошкары летом, они после выпуска все в обслугу идут, а кому повезет — в рекламу. Никаких перспектив.

Я снова молчала, потому что таких разговоров всегда было много. Спорить — бессмысленно, только давление у отца поднимется.

— Звонят, слышишь? Обед привезли.