Все замерли — с ужасом, паникой в глазах и непониманием.
Что—то не то… Они хотели, чтобы я сбежала, но почему?
Огромный зал был заполнен людьми — магами высшего общества. По правую руку от главного судьи Эрмера на первом ряду сидело семь магистров первой степени. Сбоку от них стояла стража. За их спинами восседали Свидетели, которых выбрали для данного Приговора. По левую руку — первый советник и летописец. На балконах тут же появились лучники из элитного отряда. Наконечники черных стрел были смазаны ядом — на тот случай, если я окажу сопротивление. Наивные, эти стрелы для меня как комариный укус. Я же разбираюсь в ядах, прекрасно знаю обо всех используемых в Эрмере веществах и прекрасно подготовила для себя защиту, учитывая занимаемый пост!
Сверху, прямо над главным судьей, находилась ложа правителя. Одинокий мужчина был бледен и стар. За последние несколько дней он сильно изменился — лицо осунулось, глаза красные, опухшие — значит, его сын действительно мертв. Он опустил на меня свой тяжелый взгляд, полный искренней злобы и жажды расправы. Таким я видела его впервые, и от этого становилось очень больно. Я никогда не подняла бы руку на его семью… Но он уверен в обратном. Что ему сказали? Какие предъявили доказательства, что он резко изменил свое мнение о верховной ведьме? Знал бы он, кто я… Если бы он только знал…
— В каком вы виде? — первый советник впервые на моей памяти изобразил искреннее негодование. — Как вы смеете являться в зал При… Что это? Это… Это же…
До этого в зале стоял довольно громкий гул — все обсуждали происходящее, смотрели на меня с удивлением и непониманием, словно принимали за полную идиотку, которая рассчитывает на помилование, но как только они увидели амулет истины, сразу замолчали…
Первый советник резко побледнел, так же, как и большинство магистров первой степени. Что происходило с остальными, я не знала, потому что не смотрела на их лица. Правитель, так же как и судья, не сразу понял, в чем дело, пока минерал раманш не заблестел в свете восходящих лучей солнца, проникающих в зал сквозь огромные окна.
— Ра… раманш… — первый советник подавился. Вначале мужчина встал со своего стула, не в силах поверить в увиденное, но потом, когда понял, что это не подделка, мгновенно вернулся на место. — Как? Как ты это сделала?
— Раманш? — впервые голос подал правитель. На этот раз его взгляд изменился — он смотрел на меня с удивлением и явно начал что—то понимать, что немудрено — преступник не пойдет на столь безрассудный шаг. — Ты смогла выжить после призыва?
Он был удивлен, его голос дрогнул, а во взгляде появилась надежна, что близкий его семье человек не оказался предателем.
— Я не убивала вашего сына, — произнеся эти слова, я смотрела прямо в глаза правителю. Амулет блеснул в свете ярких огненных лучей, но ничего не произошло, а это значит, что я говорю правду. В противном случае, от меня бы ничего не осталось, кроме горстки пепла…
— Я не верю! — первый советник вновь вскочил со своего места. — Никто не выжил после призыва этих тварей! Это однозначно подделка!
— Я тоже не верю в этот амулет, он странный, — раздался женский голос за спиной, но я не стала оборачиваться — смотрела лишь на правителя.
— Где гарантия, что это не банальная иллюзия? Верховные ведьмы на это способны?
Нет, не способны, но это неважно…
В зале мгновенно разгорелся спор, несмотря на то, что главный судья не давал разрешения на обсуждения. Вместо этого он смотрел на пергаменты, врученные ему первым советником с «доказательствами» моей вины, что—то внимательно вычитывал, с непониманием смотря то на меня, то на советника. Он все понял, но так же видел, что мы окружены врагами.
Ни правитель, ни судья ни о чем не знали — их реакция настоящая, в отличие от слов и действий окружающих меня гиен.
— Госпожа верховная ведьма! — голос судьи мгновенно заставил всех замолчать. Этот мужчина всегда говорил очень тихо, но в то же время властно. Люди подчинялись ему, сами до конца этого не осознавая. — Подойдите ко мне. Необходимо понять, что амулет подлинный.
Я сделала уверенный шаг в сторону судьи, но… На этом все закончилось…
Все, кого я видела, замерли. Они с ужасом смотрели куда—то за мою спину, словно не могли пошевелиться, сказать хотя бы слово.