Мэдди утомленно закрыла глаза.
– Мне в самый раз. Спасибо за помощь…
Что ж, ладно. Броуди поспешил к двери. Ему надо было вырваться из комнаты, он задыхался, ему нужен был воздух и… О том, что еще ему было необходимо, Броуди даже думать не хотел.
Как только Броуди скрылся за дверью, Мэдди с досадой хлопнула себя по лбу. Надо же быть такой глупой! Ее хитрость обернулась против нее самой. Мэдди била дрожь, тело пылало от жара. Она чувствовала, что не в силах держаться на ногах. Отбросив одеяло, девушка сделала глубокий вдох, пытаясь успокоиться.
Броуди желал ее. Взгляд, которым он пожирал ее, говорил сам за себя. Броуди готов был овладеть ею сейчас же, жадно, возможно даже – грубо. Ну и ну! Обмахивая ладонью пылающее лицо, Мэдди соскочила с кровати и отправилась в комнату Линн.
Им нужно было уехать еще вчера. Но Линн исчезла. А с нею и ее сумка, и чемодан…
О боже. Мэдди остановилась посередине спальни сестры. Спальня опустела. Девушка бросилась к окну. Машина Линн тоже пропала.
Черт возьми! Сестра решила осуществить план одна. Но Мэдди не могла позволить ей действовать в одиночку. Может, их план – одна сплошная глупость, но вместе они сильнее, чем порознь, и Мэдди собиралась доказать это сестре, отправившись за ней.
Линн купила последний билет на самолет до Нового Орлеана, надеясь попасть в художественную галерею Бена уже к рассвету. Если, конечно, отвага ее не покинет.
Линн с тяжелым вздохом прошла мимо бара в аэропорту. Она бы с удовольствием пропустила сейчас стаканчик, это обошлось бы всего в четыре доллара, но с алкоголем Линн покончила, как и с сигаретами, и со всем остальным, чего ей теперь так не хватало.
Она подумала о Мэдди. Интересно, что та скажет, когда обнаружит, что Линн случайно прихватил а ее мобильник вместо своего: сестры сходились во вкусах и выбрали одинаковые чехлы для телефонов. Или когда узнает, что она воспользовалась кредиткой Мэдди, найденной в чехле, чтобы купить билет на самолет.
О господи! Линн попробовала отвлечься от этих мыслей воспоминаниями о Бене. Она создала серию изысканных украшений для его галереи, вложив в эти изделия свою душу. И дело было не только в творческом порыве.
Бен внимательно следил за ее работой. Не столько проверял, сколько наблюдал, изучая процесс. Это условие оговаривалось в контракте, на нем настоял Бен. Он любил участвовать в создании произведений искусства, которые приобретал и продавал.
Линн несколько раз отправлялась к нему в Новый Орлеан с эскизами украшений, а когда приступала к изготовлению, Бен летел на Стоун-Кей, чтобы наблюдать за ее работой.
Линн думала, что Бен окажется старым занудой, возможно – толстяком, и уж точно заносчивым. Клиенты Рика всегда бывали надменными. Люди с большими деньгами, наделенные чрезмерной властью, обычно избалованны и своевольны. Они знали, что любой их каприз будет мгновенно исполнен.
Линн по привычке готова была возненавидеть Бена. А потом она попала в его галерею.
Это был просторный, залитый светом зал. Разбросанные тут и там яркие цветовые пятна создавали удивительный эффект. Линн мгновенно ощутила необычайное воодушевление, прилив сил, желание действовать. Она вдруг почувствовала себя… счастливой. В тот первый день Бен вышел к ней в потертых до белизны джинсах, белой футболке и высоких шнурованных ботинках, весь в краске. Он было приветливо протянул ей руку, но заметив на пальцах цветные разводы, рассмеялся и отдернул ладонь, боясь испачкать Линн.
– Извините, – пробормотал Бен низким, грубоватым голосом с явным ирландским акцентом. – Я работал.
Линн растерянно моргнула, удивленная тем, что владелец галереи абсолютно не соответствовал ее представлениям. Этот высокий худой парень выглядел лет на тридцать. И все в нем, от измазанных краской ботинок до проницательных глаз шоколадного оттенка, выдавало художника.
Линн понравилась ему. Очень понравилась. Он хотел бы познакомиться с ней поближе, чувствуя, что их симпатия взаимна, но девушка приехала в Новый Орлеан по делу. Вернее, по делам Рика.