— Что тебе здесь нравится? — спрашивает Анджела.

— Все. А что, разве здесь плохо? Я обычно заказываю индейку.

— С черным хлебом?

— Да, с черным хлебом.

Анджела сияет.

— Это я люблю.

— Здесь не кормят говн… — говорит Рой и, спохватившись, замолкает, сконфуженно поджав губы, а через секунду продолжает: — Здесь хорошо готовят.

Она смеется; смех у нее звонкий и приятный. Это что-то среднее между смехом и хихиканьем. Но все-таки больше похоже на смех.

— Мне уже четырнадцать, — говорит она Рою. — И я слышала это слово раньше.

— Лучше его не произносить.

— Конечно, но иногда только его и можно употребить, хотя лучше говорить «дерьмо». Мы часто говорим «из дерьма не сделать конфету» или «закопался, как жук в дерьме» — тут уж хочешь не хочешь, а ничем это слово не заменишь, хотя все про себя произносят более крепкое словцо.

Рой раскрывает меню и вперяет взгляд в слова, которые читал уже сотни раз, заказывая в этом кафе еду.

— И все-таки лучше не надо… лучше говорить так, чтобы обходиться без него, вот что я хочу сказать.

Он не собирается читать девочке лекцию. Не собирается учить ее правилам. Так уж получилось, и он виноват в том, что первый сказал это слово.

— Забудь это слово, — говорит он.

— Как скажешь, — пожимает плечиками Анджела.

Она смотрит в меню, проводя пальцем по полям листа. Решает, что заказать, а Рой не может оторвать взгляда от ее сосредоточенного лица. Она так увлечена, что высовывает кончик языка. Хедер делала так же. Рой улыбается.

Девочка поднимает глаза и встречается с ним взглядом. Отвечает улыбкой на его улыбку.

— А что ты выбрал?

— Сандвич с индейкой.