Собота подумал, что Кондрадт говорит правду. Еще три-четыре года назад в это время каждый из огромных вязов напоминал зеленый кувшин, наполненный шумом мохнатых листьев. Еще не так давно раскидистые кроны затеняли королевскую дорогу и были враждебными любому лесному пришельцу, потому что с каждым годом требовали все больше воды и солнца. А сейчас первый весенний ветер поломал самые тонкие сухие отростки, которые бессильно свисали с верхушек деревьев и с концов толстых стволов. Остановилось течение соков, поднимающихся вверх по невидимым в стволе каналам. Зачем кому-то вязы, если уже нет ни королей, ни императоров?
Юзефа Марына разбудил громкий стук в двери со стороны подворья. Он вскочил, набросил китель и пошел открывать.
За дверями стоял лесничий Кулеша. Пьяный, с красной круглой физиономией, небритый.
– Здесь моя жена, – буркнул он Марыну.
– Я об этом ничего не знаю. Извините, что я в таком виде, но я спал, – объяснял ему Марын.
– Этот проклятый старик, Хорст Собота, отобрал у меня жену, – крикнул Кулеша, упираясь рукой в косяк, потому что на ногах он стоял неуверенно.
– Его нет. Он пошел в лес.
– В лес? Он, кажется, никогда не ходит в лес.
– А однако пошел с каким-то старым лесничим, – спокойно объяснял Марын. – И что у него общего с вашей женой? Почему здесь должна быть ваша жена?
Кулеша пытался оттолкнуть Марына, но тот стоял в дверях и загораживал ему дорогу.
– Вы ничего не понимаете, – Кулеша боролся с Марыном. – Она была его любовницей. Она вернулась к нему, а я ее за это убью. И ее, и его. Пустите меня, я ее тут найду. Марын взял под руку лесничего Кулешу и решительно проводил до калитки.
– Советую вам пойти домой. Вы пьяны, – сказал он.
Вернувшись в сени, он старательно закрыл двери. Через приоткрытое окно комнаты до него еще какое-то время долетали громкие крики Кулеши. Потом они стали тише и наконец отдалились.
Марын почувствовал голод. Он натянул пижамные брюки и заглянул в кухню. На покрытом клеенкой столе стояли две тарелки, лежали ножи и вилки, стоял поднос с нарезанным хлебом и кастрюля, полная картофельного супа с крупными шкварками. Кастрюля была еще горячей. Нужно было только взять поварешку и налить себе супу в тарелку. Он сделал это, сел за стол и, медленно поглощая еду, начал думать о женщине, которую каждую ночь от сумерек до рассвета мучил над его головой лесничий Кулеша, а потом трое мужчин должны были ее держать, чтобы ее собственный муж мог в нее войти. Он вспомнил ее обнаженное тело, когда она вырывалась, прикрывая локтями большие груди. У нее был красивый живот и бешеные глаза пойманного в капкан зверя. Марын не разбирался в сексе и в женщинах так, как Иво Бундер, но догадывался, что Кулеше будет трудно укротить эту дикую бестию, которая таилась в его жене.
Глава четвертая
Старший лесничий Януш Маслоха сломал печати на обертке картонного футляра и вынул из него присланную ему отделом геодезии и картографии университета карту полуострова Волчий Угол. Он развернул ее, посмотрел, и снова у него появилось ощущение, что, видимо, ему уже никогда не удастся жить без лжи. На этой карте не хватало нескольких подробностей, таких, как куча огромных камней, оставшихся от бывшего дома Кайле, маленького болотца возле их семейного кладбища и вообще самого кладбища.
Он закурил сигарету, сел за свой стол, крикнул секретарше, чтобы прислала к нему его заместителя старшего лесничего Войтчака. Старый дурак, напоминающий беззубого бульдога, явился тотчас же и, как всегда, начал что-то шепелявить (неужели не мог вставить себе зубы?). Маслоха не стал его выслушивать и бросил ему рулон карт полуострова.
– Езжай на плантацию и проверь, все ли соответствует картам, – велел он. – Люди и техника еще на месте. Завтра приезжает комиссия.
– Уже еду, – послушно сказал Войтчак, и через минуту за окном зарокотал вездеход. А Маслохе жаль стало Волчьего Угла. На момент в нем проснулось что-то человеческое. Он вспомнил, что это было самое красивое место на озере, поросший березняком полуостров с песчаной отмелью, по которой перекатывались волны. Он любил купаться там в жаркие дни, а потом сидеть в тени четырех кленов, растущих по углам маленького кладбища со стершимися надписями на каменных надгробиях. Сколько лет он там не был? Нет, он, конечно, в последнее время ездил туда много раз. Возле отмели вбили колышек с надписью: «Запрещено причаливать и разбивать лагерь», полуостров оградили высокой сеткой. Ведь десятки миллионов злотых надо было как-то охранять…
Войтчак осмотрел широкое лысое пространство, тут и там пестрящее большими экскаваторами. На плантации работали несколько женщин и лесных рабочих – вбивали колышки в места, где нужно сажать молодые деревца. Старший лесничий развернул карту, озабоченно посмотрел на нее и подозвал Будрыса.