Я замолчал и скопировал позу Сивера. И так мы простояли на одном месте минут десять. Ждан за это время успел перекинуться несколькими словами с украми, которых выкликнул из чащобы, что-то с ними обсудить и вернуться к нам. На лице волхва сияла улыбка, он явно был доволен и кивнул нам в сторону реки:
– Поехали.
Мы тронулись и спустились на берег, где спешились и разделись. Одежду и припасы упаковали в непромокаемые кожаные мешки и, взяв лошадей в повод, повели их в реку. Вода ещё была холодная, месяц травень (май) в самом конце, до наступления лета ещё целых два дня. Однако ничего. Река на переправе не очень широкая, течение не быстрое, а лошади у нас обычные, степные, низкорослые, сильные и неприхотливые. Так что Укру мы форсировали за пятнадцать минут. Правда, нас снесло в сторону от пепелища и дороги, но не слишком далеко.
Перешучиваясь, мы обтёрлись, оделись и дождались, пока лошади обсохнут. А затем направились к дозорным, которые, естественно, заметили, что с нами жрец, и без опасения вышли на грунтовку. Ну а дальше, как и везде – обмен приветствиями и новостями. Ничего интересного, за исключением концовки, когда Ждан коснулся местных дел.
– А что же вы, люди, – спросил волхв, – с соседями на ножах? У них деревня в пепел обращена, и ваша такая же. Нельзя было договориться?
Дозорные, все три человека, словно на подбор, бородатые русоволосые мужики в длинных серого цвета рубахах и таких же портках, замялись. Рогатины, которые они держали в руках, качнулись, а лапти зашоркали по земле. Было видно – эта тема им неприятна, а моя способность чувствовать внутренний мир людей говорила, что они в лёгком замешательстве. Но наконец старший над дозорными, которого звали Голяш, кстати, он являлся и старостой деревни редарей, ответил:
– Волхв, ты первый человек, кто за минувший год нас об этом спросил. Мы и сами понимаем, что надо мириться, а как? Князья дрались и продолжают враждовать, деревни наши сгорели, но пролитой крови между нами нет. Может, останешься на денёк и поможешь нам? Ты человек мудрый, с богами общаешься, и с тобой воин знатный. Съездите на тот берег и с укрянами поговорите, а мы в долгу не останемся. У нас даже лодка найдётся, чтобы вам мокнуть не пришлось.
– Нет. – Ждан усмехнулся. – Мы торопимся, а отношения наладить вы и сами можете. Надо только через гордость свою переступить и вспомнить, что на другом берегу не чужаки, а свои люди.
– Свои-то они, конечно, свои. – Голяш невесело вздохнул. – А что, если завтра Прибыслав или Вартислав прикажут в бой идти? Что тогда?
– А ничего. Пусть дружина рубится, а ваше дело сторона. Вот немцы, даны или лехиты – враги, а своих соседей обижать не след. Приказывать вам не могу, не в моей вы власти. Но если хотите моего совета, то сегодня же с правым берегом помиритесь, и не откладывайте на завтрашний день. Времена нынче смутные и лихие, и кто знает, возможно, вскоре вы будете искать помощи, а кто, кроме соседей, поможет? Никто, ибо наши племена сами по себе.
– Мы подумаем над твоими словами жрец.
– Нечего тут думать. Укры хоть сейчас готовы про обиды забыть и вновь жить как добрые соседи. Только вашего шага ждут. Ну же! Решайся! Сейчас выйдешь к реке, вызовешь старосту правобережного, который тебе свояк, поговорите, обсудите всё и уже к вечеру будете вместе за одним столом сидеть и медовуху пить.
В словах жреца была такая сила и уверенность в своей правоте, что у местных жителей загорелись глаза. Прав Сивер – есть у Ждана талант людей убеждать, и не просто талант, а специально развитое мастерство, и, значит, при желании такой человек сможет уговорить практически любого.
Ждан замолчал и вперил свой взор в Голяша. Староста зябко поёжился, кивнул и вместе со своими людьми, освобождая нам проезд, отступил на обочину. Наша группа продолжила своё путешествие, а жрец приподнял вверх правую руку, словно благословил рядовичей, и произнёс:
– Мир вам, люди добрые. Будьте мудрыми и переступите через обиду ради своих детей.
В ответ уважительные поклоны и голос Голяша:
– Мы тебя услышали жрец. Благодарим за наставление. Осторожней будьте, в Роске сейчас наёмники стоят, князь их нанял…
Налетевший от реки лёгкий ветерок всколыхнул ветви придорожных кустов и заглушил последние слова старосты, а мы посвистом взбодрили лошадок и погнали их вперёд. Рысь. Шаг. Рысь. Шаг. Остановка. Поводили лошадей по кругу, а затем, когда они остыли, напоили. Короткий отдых. Обед, больше напоминавший ранний ужин. Снова в сёдла, и опять дорога, которую я уже не запоминал, слишком устал и находился в состоянии полусна. И уже в первых сумерках встряска.
– Проснись! – услышал я голос Сивера.
– А?! Что?! – вскинулся я и крепче ухватился за поводья.