- Николаевич? – уточнила я. – А кто это? – а сама уже представила себе еще одного старичка с трубкой и в кожухе.

- Да вот его дом. Соседний, - указал на строение через дорогу мой провожатый.

 Я перевела взгляд и увидела добротный дом в два этажа. С верандой, каменным, но невысоким, забором, дорожками, посыпанными гравием, и машиной-внедорожником, стоявшей под тентом. И как-то от увиденного образ добродушного старичка в телогрейке плавно сменился на образ молодого и довольно упитанного мужичка. При этом, не сомневаюсь, он был крайне хозяйственным и педантичным. Слишком уж ухоженным выглядели и дом, и двор. Даже пара кур, пробежавших по дорожке с квохтаньем, выглядели опрятно и чистенько.

- Пойдем, Вася, - сказал дед Степан и толкнул резную калитку во двор, после чего, едва ступив на дорожку, заголосил: - Николаич! А, Николаич! Ты дома?

 Я протиснулась следом. Оставила сумку у забора и стала ждать, кто выйдет из дома.

- Машина здесь, значит, должон и хозяин быть тут, - обернулся ко мне старик, после чего дыхнул в лицо табаком и улыбнулся.

- Серафима Геннадьевна доверяла этому человеку? – зачем-то спросила я.

- А как же. Мы тут ему все доверяем. Но я рад, что ты приехала, - непонятно ответил старик. – А то Николаич сам ужо не справляется. Он-то не по тем делам мастер.

- Не поняла? – проговорила, вскинув брови. Что несет этот старик? И почему это он мне рад?

 Ответа не последовало. Так как на крыльцо из дома вышел тот самый Николаевич.

 Я только подняла глаза, как застыла в удивлении. Мужчина оказался совсем молодым. Лет тридцать с небольшим. Зато приметный такой дядька. Крупный, с широкими плечами и богатырским ростом. Он был одет в потертые джинсы и белоснежную майку, так не вязавшуюся с образом деревенского богатыря.

 Совсем не вязался с современным нарядом и образ самого мужичка. Лохматый, заросший, с усами и бородищей, он сурово взглянул на нас со Степаном и спустился вниз, шагая тяжело и недовольно.

- Что уже произошло? – спросил он, а сам зыркнул на меня, да так, что на миг показалось, будто меня отрентгенили и отсканировли этими глазами, темными, как два глубоких омута. Сглотнув, сипло произнесла:

- Здрасте!

- Здрасте, - передразнил он.

- Да вот, Николаич, это внучка Симы пожаловала вступать в наследство, - пыхнул трубкой старик, ничуть не обидевшись на хмурый взгляд и неприветливый тон хозяина дома. – Так что, оставляю ее на тебя. Сима-то тебе поручила наследников приветить. Вот и привечай. А я пошел. У меня еще дел по горло.

«Ага! – подумала я. – Наверное, на лавке сидеть и в небо пыхтеть, вот и все его дела», - но вслух произнесла: - Спасибо, что проводили, дед Степан.

- Бывай, - он вышел, хлопнув калиткой и я осталась наедине с бугаиной, от одного вида которого тряслись поджилки.

- Добрыня, - он протянул широкую ладонь, а я со страху возьми да ляпни:

- Никитич?