Вася хотела бы сказать так о себе, но рука, раненая стрелой, болела, и это не могло сравниться с болью в ее душе.
Дмитрий заставлял себя стоять, мертвенно — бледный, и он подошел к ней. Вася спустилась с Пожары и прошла к нему навстречу.
— Вы победили, — сказала она. В голосе не было эмоций.
— Где Саша? — сказал великий князь Московский.
37
Мертвая вода, живая вода
Люди Дмитрия гнали врагов до Меции — почти пятьдесят верст. Владимир Андреевич, Олег Рязанский и Михаил Тверской вели их, князья ехали бок о бок, будто братья, и их люди смешивались как вода, не было ясно, кто из Москвы, Рязани или Твери, ведь все они были русскими. Они догнали татар, убили подставного хана, а Мамай убежал в Кафу, даже не посмел отправиться в Сарай, где был обречен.
Но ни князь Московский, ни Вася не участвовали в этом. Дмитрий прошел за Васей в небольшую рощу недалеко от реки.
Саша лежал там, где они его оставили, укутанный в плащ Васи, чистый, невредимый.
Дмитрий почти рухнул с коня и обхватил руками тело дражайшего друга. Он не говорил.
Вася не могла его утешить, ведь тоже плакала.
В чаще надолго воцарилась тишина, долгий день заканчивался, и свет стал рассеянным. Снег все еще тихо падал.
Дмитрий поднял голову.
— Его нужно забрать в Лавру, — сказал Дмитрий. Его голос был хриплым. — Чтобы его похоронили среди товарищей на святой земле.
— Сергей помолится за его душу, — сказала Вася. Ее голос был сорванным, как и у него, от криков и рыданий. Она прижала ладони к глазам. — Он прошел по всей этой земле, — сказала она. — Он знал и любил ее. А теперь станет костью в замерзшей земле.
— Но будут песни, — сказал Дмитрий. — Клянусь. Его не забудут.
Вася молчала. У нее не было слов. Разве песни важны? Они не вернут ее брата.
Ночью прибыла телега за телом ее брата. С ней из тьмы прибыли шум и свет, подданные Дмитрия, полные торжества, с трудом сдерживались, чтобы соответствовать поведением ситуации. Вася не могла вытерпеть их шум и их радость. Саша умер.
Она поцеловала лоб брата, встала и скрылась во тьме.
Она не знала, когда появились Морозко и Медведь. Казалось, она долго брела одна, не думая, куда или зачем идет. Она просто хотела убраться подальше от шума и запахов, крови и горя, от дикого торжества.