– Доктору Джеффри сейчас уже семьдесят с лишним, – сообщила Эбби, пропуская красный спортивный автомобиль, который явно спешил по очень важным делам. – Он работал патологоанатомом в нашем округе, начиная с шестидесятых годов прошлого века. С ним связана целая эпоха! Он – часть нашей истории.

– Он пытался от тебя что-то скрыть, когда ты брала у него интервью? Уклончиво отвечал на какие-то вопросы?

Эбби покачала головой.

– У меня не возникло таких ощущений, когда мы с ним беседовали. Но тогда я понятия не имела, что в отчете о патологоанатомическом исследовании отсутствует несколько страниц. Так что, может, я что-то и упустила. В прошлом году я разговаривала об этом деле не только с доктором Джеффри, но и шерифом Аланом, который тогда еще не был шерифом, а только помощником, но участвовал в расследовании. Было и еще несколько человек из администрации шерифа, которые занимались расследованием до того, как дело забрало ФБР. С ними я тоже говорила.

– А я проверила, кто вел это дело со стороны ФБР, – сообщила Зоуи, перебирая листы в толстой папке, которую держала на коленях. – Агент Барсон, печально известный в нашем Бюро.

– Что значит «печально известный»? – спросила Эбби, нахмурившись.

– В первые годы работы Барсон был на самом деле хорошим агентом. Но потом у него начались проблемы с кокаином – на самом деле сильная наркотическая зависимость.

– О боже! – воскликнула Эбби.

– Да, – кивнула Зоуи. – Какое-то время ему еще удавалось катиться на волне «Я поймал доктора Экс», поэтому его зависимость заметили не сразу. Уволили его только в 2005 году. Было проведено внутреннее расследование, а потом еще одно, когда ФБР возглавил Эденхерст. Пересмотрели несколько дел, которые он вел, но, как я понимаю, наше не вызвало никаких подозрений, потому что Говард Уэллс сам во всем сознался. – Зоуи какое-то время молчала и хмурилась, глядя в окно. – Я не знаю, почему он сознался, – наконец сказала она. – Если ты права, и они познакомились в интернете, и он не знает, кто этот тип, то зачем признаваться? Почему не попытаться выкрутиться? Да, имелись доказательства, собранные криминалистами. Они могли оказаться убедительными для присяжных, но могли и не оказаться. Присяжные не любят, когда свидетели говорят научным языком. Это их путает, сбивает с толку, кого-то просто раздражает. Они не понимают доказательства на основании последних научных достижений. А Уэллс обладает харизмой – он мог выскользнуть из-под гильотины.

– Однако он больше никогда не смог бы убивать таким способом, – тихо произнесла Эбби. – Он не смог бы провести свой ритуал полностью: задушить, потом пометить жертвы своим «фирменным» образом. Ему пришлось бы что-то менять.

– Ты думаешь, он признался, чтобы сохранить свой modus operandi[15]? – уточнила Зоуи, голос ее звучал скептически.

Эбби пожала плечами.

– Вероятно, ты гораздо больше знаешь о серийных убийцах, чем я, – заметила она. – Но я поговорила со всеми, кто знал Уэллса, – с теми, кто согласился со мной разговаривать. И все эти люди сказали мне одну вещь: этот выродок все держал под контролем, все должно было быть именно так, как хотел он. Одна из операционных медсестер, которая работала вместе с ним, пока он занимался хирургической практикой, рассказала мне, что раскладывала хирургические инструменты с помощью линейки. Между инструментами должно было быть ровно три с половиной сантиметра – не больше и не меньше. А если оказывалось больше или меньше, даже на миллиметр, он это замечал и устраивал скандал.

– Мы имеем дело с болезненным, раздутым эго, – задумчиво произнесла Зоуи. – Вообще, если взять только хирургическую практику, то нужно быть очень уверенным в себе человеком, чтобы стать успешным хирургом. Если им руководил крайний эгоизм, очень высокое мнение о себе, то почему он ушел из хирургии и пошел работать в морг, да еще и в богом забытом месте?

Это был хороший вопрос.

– Вероятно, что-то случилось, – высказала свое мнение Эбби. – Как у вас это называется? Спусковое, или триггерное, событие?

Зоуи кивнула. Эбби тем временем съехала с автомагистрали, заворачивая в город.

Кастелла-Рок был одним из тех городков, в котором имелись знаки остановки и парковки, но не было светофоров. В самом городке жило около пяти тысяч человек, остальные обитали за его пределами, на фермах, в своих садах и небольших ранчо. Главная улица разделяла город на две части, в восточной части города было три улицы и столько же в западной. На юге и севере простирались сельскохозяйственные земли. Имелась одна автозаправочная станция, две церкви, маленькая библиотека, где библиотекари трудились бескорыстно, занимаясь любимым делом, а также школа, которую этим летом заново покрасили. Проблема была в том, что в районе с одной школой всегда не хватало средств, краску покупали самую дешевую, и теперь здание выглядело уродливо – после нанесения слоя краски получился грязный кирпичный цвет.

Доктор Джеффри жил вместе с супругой Мейми в миленьком небольшом белом домике с зелеными ставнями на улице Мэриголд. Он ждал девушек на крыльце, устроившись на старом диване-качалке двадцатых годов прошлого века – откинулся на подушки, которые Мейми сшила сама.

– Здравствуйте, девушки! – Он коснулся пальцами ковбойской шляпы и жестом предложил им устраиваться на стульях, стоявших напротив дивана-качалки. – Чайку со льдом?