— Не отступает! — взвизгивает девушка. Сейчас у неё нормальные, белые зубы.

— Вижу, — огрызается парень.

— Ребят, вызовите врача! — умоляю я сквозь стиснутые зубы.

— Не поможет тебе врач, друг! Тебе уже ничего не поможет, — устало говорит Федор.

Он садится на табурет напротив и закрывает лицо руками. Я пытаюсь вскочить и броситься прочь из комнаты, когда планета в очередной раз ощутимо вращается вокруг своей оси, и меня размазывает по стене… Ни подняться, ни отодвинуться. Только два фонтана боли. Только два колодца страдания.

Парень поднимается со своего места, укоризненно качает головой, посмотрев на девушку.

— Он же друг ведаря! — упрямо повторяет девушка.

— И что? Давай всех друзей ведарей перекусаем и будем жить долго и счастливо! — рявкает Федор.

Про меня они будто забывают… Я же тут, я живой… Я хочу отползти в сторону, но тело парализовано. Чугунные руки и ноги — нужно вызывать подъемный кран, чтобы переместить их с места на место.

— Ладно, сделанного не воротишь. Придется держать ответ перед Марией и Сашкой. Умойся, Марина! Эх, беда мне с тобой! — смягчается Федор.

Девушка смывает мою кровь с алых губ, но мне кажется, что она облизывается. Кто же она такая?

Сонливость тяжелым прессом сжимает веки. Я клонюсь и падаю на скамью. Дом кружится, как на карусели. Центробежная сила вжимает в стену, в скамейку, в воздух. Ребята не замечают её, эту силу. О чём-то переговариваются между собой, стоят прямо и даже не пошатываются. Я один её ощущаю?

— Я обещал быть в Шуе, так что присмотри за ним. Объясни, что и как. И ни в коем случае до моего прихода не выходи на улицу. Чтобы не произошло! — Федор обнимает плачущую девушку.

— Я думала, что больше не увижу тебя! — рыдает девушка на его плече.

— Я ещё живой! — вырывается из моего рта. — Вызовите «Скорую», твари!

— Ого, он ещё и ругаться может! — грустно улыбается Федор. — Значит, жить будет. Дождитесь нашего возвращения!

Сеточка черных вен расползается по груди. Полосатые листья прикипают к ранами и не выпускали кровь наружу. Но с каждым биением сердца черная паутина захватывает всё большие участки тела. Отрава покрывает руку целиком, на неё страшно смотреть: распухшая, черно-красная, дрожащая, не моя.

Сердце стучит с частотой огромного маятника… Воздух приходится проталкивать языком… Глаза смыкаются многотонными веками… «Вот как умирают люди!» — сквозь высокие волны боли продирается одинокая лодочка-мысль.

— Парень! Ты дыши! Дыши чаще, как при родах! Тогда будет легче! — откуда-то издалека доносится девичий голос. — Ты извини меня, родной, что я не сдержалась!

На лоб ложится прохладная ладошка. Я успокаиваюсь… Так мама в детстве прислоняла ладонь к царапине и боль сама собой проходила. Так и сейчас, она уходит в сторону и на её место приходят светлые и расплывчатые образы. Я засыпаю…