Очень сосредоточенно, нахмуря брови.

Почти касаясь губами что-то тихо-тихо говорит. Словно отдаленный рокот камней.

Это слова, но язык не человеческий, чужой. Немного страшный.

Он говорит что-то, а потом тихо поет.

Кейлен послушно закрывает глаза, потому что голова слегка начинает кружиться, плывет… Но пальцы теплые… и от этих пальцев, понемногу, тепло разливается по всему телу… растекается. Тепло успокаивает и уходит боль…

И это так странно.

Его голос тихий, низкий, размеренный. Ровный.

И разливается тепло и уходит страх. Кейлен чувствует, как перестает дрожать, как тело расслабляется. И вместе с этим уходит боль. Тодд поет тихо, и от этого хорошо. И все, что происходит — кажется, происходит не с ней, где-то там. С ней сейчас все хорошо.

Хочется улыбаться даже.

А потом он перестает петь, и головокружение постепенно отступает.

— Как вы, ваша милость? — спрашивает шепотом.

Кейлен даже вздрагивает чуть-чуть, слова возвращают к реальности. Но страх не возвращается больше. Только понимание…

Она открывает глаза, смотрит на него. А Тодд смотрит на нее. Внимательно, почти настороженно. Ждет.

Как она?

— Хорошо, — говорит тихо, не очень уверенно.

Пока он пел — было хорошо, а сейчас… наверно, тоже. Кейлен пока не поняла. Его рука все еще лежит на ее животе и очень не хочется, чтобы он убирал. Тепло и удобно. Но это остатки той магии, наверно.

— Не вставайте и не двигайтесь, — говорит Тодд. — Я сейчас подниму вас, отнесу в вашу спальню, потом позову кого-нибудь, чтобы посидели с вами. Я тоже посижу рядом, где-нибудь за дверью. Не волнуйтесь. Больше ничего не случится, вы можете спокойно поспать.

— Хорошо, — соглашается она.

Он поднимает. Осторожно и бережно. И это как-то очень естественно, словно она совсем ребенок и ее несет на руках отец. Так спокойно, что Кейлен невольно прижимается носом к его плечу, закрыв глаза, и даже рукой за шею чуть обнимая.

Нет, так нельзя, он не отец… Она вздрагивает, опомнившись.