— Надумаешь подрочить — кончай только на платье, ладно? Не хочу потом оттирать с шеи твою слизь.
Перек сунул руку в карман и достал опасную бритву. Раскрыл ее, несколько секунд спустя подцепил первую прядь парика и начал ее обрезать. Шантарель ощущала, как он натягивает пряди, и все ждала, когда же защелкают ножницы или зажужжит электрическая машинка.
— Какого хрена ты там делаешь? Это не ножницы. Какой дрянью ты меня стрижешь?
Она рывком развернулась, увидела в его руке опасную бритву и вскочила со стула.
— Не смей подходить ко мне с гребаной бритвой. Сейчас же убери ее куда подальше.
— Но я хочу стричь именно так.
— Хорошо, малыш, но мне сперва нужно все взвесить, — затараторила Шантарель. — Ты меня до смерти напугал этой штукой. Мне приспичило пописать, но я только до туалета и обратно, хорошо? — Она прошла в туалет, прихватив сумочку. Там она заперлась, достала мобильник и позвонила Спецу.
Спец успел переместиться в отдельную кабинку в углу зала, где трудился над тарелкой жареных кальмаров, слушая Фредерику фон Штаде[45] (та исполняла что-то из «Песен Оверни» Кантелуба) и листая журнал «Опера таймс». Доминго рассказывал в интервью о масштабной постановке в Лос-Анджелесе полной версии «Кольца Нибелунгов». Спец видел этот оперный цикл только на DVD (у него был дома немецкий комплект из телевизора с плеером) и теперь гадал, смог бы он выдержать живое шестнадцатичасовое представление в исполнении занудной немчуры. Он подумал, что, пожалуй, даже обязан досидеть до конца, в доказательство своей подлинной одержимости оперой, к тому же один разок отмучаешься — и больше уже не придется. Тут дверь в глубине зала открылась, оттуда снова высунулся тот же человек, а потом вышел Вито с большим бумажным пакетом из супермаркета «Ральфс»[46]. Пакет был полон, а его края сверху были подогнуты и тщательно сколоты степлером. Не будь Спец увлечен статьей о Вагнере, он непременно бы задумался над серьезным выражением лица Вито.
Когда тот поравнялся с его столиком, Спец заикнулся было о журнале:
— Тут пишут…
— Угу, позже поговорим, — оборвал его Вито и зашагал к выходу. Спец снова погрузился в чтение, но тут с улицы донесся визг тормозов и грохот, как при аварии. Спец вскочил и кинулся наружу: посреди улицы лежал Вито. Машина стояла на тротуаре, наполовину погребенная под завалами мусора из протараненных ею контейнеров. Спец подбежал к Вито: сомнений не оставалось — тот бился в агонии, все еще крепко сжимая бумажный пакет.
— Твою ж мать… — вымолвил Спец.
Вито сотрясали конвульсии, он едва мог говорить. но все же сделал знак Спецу, чтобы тот наклонился, а потом прошептал:
— Ты должен это взять!
— Что?
— Возьми пакет! — потребовал Вито. — С минуты на минуту здесь будет полиция. Ты должен передать его Джимми Костанце. Усек? Бери же!
Спец взял у него пакет.
— А теперь быстро вали отсюда, — приказал Вито, опустил голову на асфальт и заплакал. Возле машины суетливо метался раввин ортодоксальной иудейской общины. Он громко выкрикивал что-то на иврите, ни к кому конкретно не обращаясь, и лихорадочно пытался набрать на мобильнике номер.
Издалека донесся вой сирен, и Спец неторопливо двинулся с пакетом прочь. Он завернул за угол, где была припаркована его машина, потом не смог побороть любопытство и заглянул в маленькую дырочку, проделанную в пакете. Там была очень крупная сумма денег. Спец с трудом сглотнул и постарался вспомнить, у какого черта на рогах обретается этот Джимми Костанца. Хотелось как можно скорее избавиться от опасного груза. Он подумал, не вернуться ли в бар и не вернуть ли этот пакет отправителям, но там уже наверняка повсюду шастают полицейские, да и парень из дальней комнаты вряд ли оценит такой подарочек. Вдруг зазвонил мобильник, и Спец, не успев прикинуть, кто бы это мог быть, машинально принял звонок. Это была Шантарель.
— Где тебя черти носят? — сипло прошептала она в трубку.