Жестокая расправа с серпуховскими заговорщиками стала едва ли не самым тёмным пятном в биографии умершего через месяц после этого Василия Тёмного. Слов нет, экзекуция была на редкость кровавой и изощрённой. Василий и раньше не отличался милосердием по отношению к тем, кого считал своими врагами. Он начал ослеплять своих недругов задолго до того, как сам стал жертвой этой византийской казни. И всё же здесь необходимы некоторые комментарии.
Московские казни в феврале 1462 года явно носили назидательный характер. Василий Тёмный хотел такими мерами запугать своих потенциальных противников — сторонников удельных князей. Призрак нового удельного мятежа был для Москвы страшнее всех татарских набегов и стихийных бедствий вместе взятых. Легко представить развитие событий в случае успеха серпуховского заговора. Князь Василий Ярославич, горящий ненавистью к своему московскому шурину, уходит в Литву и становится объединителем всех враждебных Москве сил. Стремясь вернуть свой удел, он начинает войну с Василием Тёмным, которая грозит перерасти в новую многолетнюю смуту. Под угрозой краха оказываются все достижения последних восьми лет правления Слепого...
Но бедные «изменники» — серпуховские дворяне! Их благородная правда верного служения своему сеньору столкнулась с безжалостной правдой московского домостроительства. Они были раздавлены ею, словно утлая лодочка, раздавленная тяжёлыми холодными льдинами на весенней Волге.
Вслед за рассказом о серпуховском заговоре (и не без намёка на справедливое возмездие великому князю за его жестокость) летописи помещают известие о предсмертной болезни Василия Тёмного: «А в то же время, в пяток на Фёдоровой недели, князь велики, чая себе сухотную болесть, повеле жещи ся, якоже есть обычай болящим сухотною, и повеле ставити зажигая труд (трут. —
В этом сообщении, как и во многих других летописных известиях, относящихся к Василию Тёмному, есть много загадочного. Кто и почему мог «не дать воли» великому князю, пожелавшему, согласно древней традиции, принять перед кончиной монашеский постриг? (Это могла сделать семья, убеждённая в том, что Василий поправится и, стало быть, нет смысла раньше времени отрекаться от власти. Но мог отказать и митрополит Феодосий — строгий законник, ревнитель церковных уставов, прекрасно знавший, что практика предсмертного пострижения по существу противоречит самой идее монашества). В сообщении угадывается и тайная неприязнь летописца к великому князю. Из текста можно понять, что Василий Тёмный не только умер без обычного предсмертного пострижения, но и стал жертвой собственной мнительности и упрямства. Придя к заключению, что он болен сухотной болезнью, Слепой сам назначил себе лечение. В итоге мучительных и, как намекает летописец, бесполезных прижиганий тлеющим трутом князь, по-видимому, получил заражение крови, от которого и скончался.
Несколько иначе, но с тем же намёком на слепое упрямство князя Василия, излагает историю его болезни хорошо осведомлённый составитель Ермолинской летописи: «Тое же весны, не по мнозе времени (после казни заговорщиков. —
Эти подробности проливают некоторый свет на характер Василия Тёмного. Ещё в молодости он отличался какой-то непонятной и тяжёлой для окружающих переменчивостью. Приливы яркой, зачастую безрассудной отваги сменялись паническим страхом и отчаянием. С годами Василий стал мудрее и спокойнее. Однако трагические события 1445—1446 годов не прошли бесследно. Слепота сделала его беспомощным, а беспомощность вызывала вспышки ярости. Плохо приходилось тому, кто имел неосторожность навлечь на себя его гнев.
Окружённый врагами, Василий Тёмный стал скрытен, упрям и недоверчив. Вероятно, к этому прибавился и постоянный страх быть отравленным кем-то из тайных приверженцев галицкого семейства. В итоге общение с ним постепенно становилось для окружающих настоящей пыткой.
Жалкий калека, капризный домашний деспот, стремящийся заставить окружающих страдать вместе с ним, — таким предстаёт перед нами Василий Тёмный в последние годы своей жизни. Но это была лишь одна, исподняя сторона его жизни. Наряду с ней имелась и другая, обращённая к миру и к истории. В этом искалеченном теле и больной душе было нечто, поднимавшее жизнь Слепого до высот шекспировской трагедии. Утратив способность видеть, он не сдался, не утонул в вечном мраке своей угличской темницы. Князь Василий с поразительным мужеством держал в своих руках кормило власти ещё много лет. Автор Львовской летописи отмечает, что Василий II умер, «княжив лет безо очию 16» (31, 276). Он водил полки в походы к самым дальним пределам Русской земли, усмирял то кнутом, то пряником вечно мятежный Новгород, железной рукой душил уделы, строил храмы и учил уму-разуму подраставших сыновей. И один только Всевышний знал, каких неимоверных усилий, каких «невидимых миру слёз» ему это стоило...
В истории России Василий Тёмный всегда оставался лишь предтечей своего знаменитого сына — «государя всея Руси» Ивана III. Да и крупных успехов у Василия, конечно, было значительно меньше, чем у Ивана. И всё же Василий сумел добиться многого. Признанием его заслуг может служить одна лаконичная, но многозначительная похвала, оброненная летописцем: «Бысть бо сей князь великий Василей единовластен в Руси» (34, 185). Но у этой похвалы была и оборотная сторона: проклятия тех, кого переехала погоняемая слепым возницей колесница Московского государства. Голос одного из них случайно донёсся до нас сквозь века. В рукописной богослужебной книге (Постной Триоди) из собрания подмосковного Воскресенского монастыря содержится современная событию запись о кончине Василия Тёмного: «В лето [1462] месяце марта 28 день... в 3 час нощи об нощь святаго воскресения (то есть в ночь с субботы 27 марта на воскресенье 28 марта. —
Василий Тёмный смог подготовить страну к единовластию, а своего старшего сына Ивана — к роли самодержца. Хвалить его за это или хулить — вопрос особый. Но то, что этот поворот «родного корабля» потребовал от кормчего огромного напряжения всех сил, не вызывает сомнений.
На заслуги Василия Тёмного указывал тонкий знаток той эпохи историк А. Е. Пресняков: «Подлинным организатором Великорусского государства признают Ивана III Васильевича. Но он строил своё большое политическое здание на крепко заложенном фундаменте. И сам он, в общем политическом типе и во всех основных стремлениях своих, питомец последнего десятилетия правления отца, когда юный княжич, ещё ребёнком... приобщён к политической жизни, шедшей под знаком упорной борьбы за власть. С восьмилетнего возраста он представитель великокняжеской власти в походах и во дворце; с начала 50-х годов видим его великим князем, официальным соправителем отца, и за эти годы сложился его личный облик, сложилась кругом него та правящая среда, с которой он начал в 1462 году самостоятельное своё правление. Вся политика Ивана Васильевича по отношению к младшим князьям — братьям родным и дальним, к народоправствам Великого Новгорода и Пскова, к Твери и Рязани — прямое продолжение мероприятий, какими в пятидесятых годах XV века ликвидированы результаты московской смуты. Мероприятия эти сразу получили более широкое значение — ликвидации основ удельно-вотчинного строя, перестройка на новых основаниях политического властвования над Великороссией. Иван III закончил это дело после нового, не столь бурного, но тревожного кризиса московских междукняжеских отношений, который разыгрался в семидесятых годах XV века. А пятидесятые его годы — эпоха, когда слагается в основных чертах политический облик “грозного царя”, осуществлённый двумя Иванами Васильевичами и тем Василием (Василием III. —
Первым проявлением этого нового исторического типа, которое произвело сильное впечатление на московское общество, была, по-видимому, попытка великого князя Василия найти против внешних и внутренних врагов опору в служилой татарской силе. В процессе борьбы на такую черту легли иные, как приёмы беспощадной расправы с виновниками и орудиями брожения, враждебного великокняжеской власти, как быстро нараставшие притязания на широкую свободу властвования, на полную свободу от подчинения традиционному, обычноправовому укладу княжой деятельности, семейно-владельческих и общественных отношений.
Единодержавие и самодержавие московских государей явилось итогом собирания раздробленной власти над территорией Великороссии и её населением. Василий Тёмный в последнее своё десятилетие положил прочную основу Великорусскому государству построением его ядра — Московского государства...» (94, 408—409).
Василий Тёмный сошёл в могилу в возрасте 47 лет. Удивительно, но факт: великий князь, управлявший Северо-Восточной Русью 37 лет, поднявший её из руин «феодальной войны», не удостоился даже приличного некролога в летописях. Сохранилось лишь описание его похорон, в котором искры живого чувства глубоко скрыты под холодным пеплом ритуальной скорби: «Бысть же тогда в граде Москве и рыдание велико зело, плакахужеся князи и вельможи, старии и унии, богатии и убозии, паче же реку и младенци, и всё множество толика народа яко и друг друга угнетаху; и в колокол звонению бывшу тогда многу зело...» (20, 273).
Согласно давней традиции, на случай внезапного ухода в иной мир, московские князья загодя писали завещания — так называемые «духовные грамоты». Иногда их писали (или переписывали) и перед самой кончиной. Духовная Василия Тёмного сохранилась в оригинале до наших дней. Она не имеет точной даты и только по упоминанию в ней митрополита Феодосия датируется временем между его поставлением на митрополичью кафедру (3 мая 1461 года) и кончиной самого князя Василия (27 марта 1462 года). Это пространный перечень городов, сёл, деревень, различных доходных статей и ценных вещей, которые получал в наследство каждый из сыновей, а также княгиня-вдова.
Несколько мест в завещании Василия Тёмного заслуживают особого внимания. Интересно, например, сравнить начальные строки завещания Василия I и Василия II. Отец начинал так: «Во имя Отца и Сына и Святаго Духа, по благословенью отца нашего Фотея,
Два отличия бросаются нам в глаза: одно носит церковно-государственный, а другое — личный характер. Важнее, конечно, первое. Митрополит Феодосий утратил половину того титула, которым пользовался митрополит Фотий и вместо «Киевского и всея Руси» стал просто «всея Руси». За этим сокращением — трагический раскол Русской православной церкви на две половины: великорусскую и западнорусскую. В Польше и Литве с неохотой признавали общерусских митрополитов, присланных из Византии (Феогноста, Киприана, Фотия). Но митрополит, поставленный в Москве, по воле московского князя, был там и вовсе неприемлем. Таков был один из горьких плодов московской автокефалии 1448 года.
Но вот второе отличие. Василий I именует себя «грешным» рабом Божиим. Так должен был сказать о себе любой смиренный христианин. Василий II называет себя «многогрешным». Так же скажет о себе в завещании и Иван III. Думается, за этим усилением «грешности» стоит реальное осознание всей тяжести содеянного зла. Здесь слышится голос кающегося грешника. Но это — покаяние одинокого человека, испуганно стоящего у врат Вечности, а не могущественного правителя, для которого зло есть неизбежный атрибут его профессии...
ОСНОВНЫЕ ДАТЫ ЖИЗНИ И ДЕЯТЕЛЬНОСТИ