— Здравствуйте, солдат, — ответил я.

— Старший помощник воеводы Второго полка княжеской дружины рода Засекиных в отставке Петров Иван Никифорович, ваша милость господин князь.

Сопровождавшие меня гридни внутрь здания не последовали.

В фойе (иначе и не назвать огромный предбанник) отделанном гранитом и мрамором с огромными зеркалами едва ли не во всю стену и обильной позолоченной лепниной на пололке меня перехватил расфуфыренный мужчина среднего возраста. Гладко выбрит, тонкогуб, лысоват со лба, физиономия холеная уверенная, похоже, привык, держать в ежовых рукавицах горничных, уборщиц и прочий обслуживающий персонал.

— Доброго дня, Ваше Сиятельство! — Куртуазно расшаркался передо мной встречающий. — Разрешите представиться, Шустров Александр Васильевич, здешний мажордом, иными словами, домоправитель. Извольте проследовать за мной. Покажу вам ваши апартаменты. — По широкой мраморной лестнице мы поднялись на третий этаж и вскоре оказались в отведенном в мое личное пользование блоке из пяти отдельных комнат: двух спален с приличными по площади сексодромами, шикарно обставленной гостиной, оборудованного по высшему классу рабочего кабинета и пустующего просторного помещения непонятного назначения. Мое непонимание надолго не затянулось, поскольку управдом тут же дал все необходимые пояснения: — Иван Игнатович, эти апартаменты закрепляются за вами пожизненно. Можете приезжать сюда в любое удобное вам время и жить здесь сколько вам будет угодно. Вне всяких сомнений, со временем вы поженитесь и заведете детишек. Так что эта комната впоследствии станет детской. А что пока пустует, не обращайте внимания. Как только у вас появится наследник или наследница, комната будет оборудована в соответствии его гендерной принадлежности.

Эти слова мажордома меня слегка покоробили. Разумеется, инициатива не от Шустрова исходит, тут, похоже, прадед уж очень рьяно взялся поучаствовать в моей жизни. Часто, тем паче, надолго приезжать сюда не собираюсь. У меня своя жизнь, у истинных князей Засекиных — своя. Максимум, что нас может объединять — это формальное родство и общий бизнес, в котором мое участие будет номинальным, иными словами, передам некоторые инновационные технологии за невеликий процент от прибыли, дабы меня не посчитали банальным захребетником. И вообще, жениться в ближайшей, да и отдаленной перспективе не планирую. Хотя, вполне возможно, что у патриарха уже есть кандидатура на примете, и мне придется…

Так стоп! Хватит ерундой заниматься! Еще ничего такого не случилось, а настроение от неприятных мыслей резко покатилось вниз. Как пелось в одной старинной песне: «Gaudeamus igitur, juvenes dum sumus!». Так что, следуя заветам древних латинян, будем веселиться, пока молоды.

Впрочем, долго предаваться процессу душевного самокопания мне не было позволено. Вскоре двери гостиной широко распахнулись, и в комнате появился довольно странный персонаж в сопровождении трех не менее странных молодых парней. У мужика в руках кейс, юноши тащили в руках ворох всевозможного тряпья. Почему я назвал их странными? А потому, что от этой четверки за версту разило галимой гомосятиной. С этим гнусным явлением в своей новой жизни я еще не сталкивался. Ну не люблю я эту жеманную братию и не стоит обвинять меня в вопиюще нетолерантном отношении к педикам. Лучше вспомните, так называемую «Неделю Длинных Ножей» в славном городе Нью Йорке две тысячи тридцать шестого года, когда доведенное до крайности наглым поведением черных и педерастов белое население было вынуждено взять в руки оружие и продемонстрировать всему миру на что способны потомки американских ковбоев и охотников. Вообще-то, в своих поступках в отношении извращенцев я не столь кардинален, как те ребята, очистившие самым кардинальным образом сначала Гарлем, затем и весь остальной город от черных и радужных То есть в меру толерантен, но только в том случае если те ведут себя подобающе и не пытаются потрогать меня, или как-нибудь намекнуть на желание сблизиться. Б-р-р! Короче, я бабам ходок и баста!

— Мастер Пауль Маркус, — с заметным германским акцентом представился мужчина, — я буду вас одевайт в нормальный одежд. Просьба к Ваше Сиятельство полностью раздеться.

Деваться некуда. По-быстрому разоблачился и начал примерять принесенные подручными маэстро предметы одежды, начиная от трусов, и заканчивая строгим фраком.

На мой неискушенный взгляд, одежка сидела на мне как влитая, однако, осмотрев меня придирчивым взором со всех сторон, мастер-портняжка пробормотал негромко: — Donner Wetter[1], этот жопоглаз Ворошилов ошибаться в оценка ваш замечательный фигур. Придется кое-что переделайт. Не волнуйтесь, Ваше Сиятельство, много времени это не занимайт.

После этих слов он еще раз обежал меня со всех сторон, оценил наметанным глазом что-то записал в извлеченном из чемоданчика блокноте и велел разоблачаться. Вскоре троица покинула мои апартаменты с обещаниями вернуться через полчаса.

Ко времени обеда я был по определению Пушкина как dandy лондонский одет и даже, стараниями другого креативного гомосека, острижен по последней моде.

В обеденный зал был препровожден все тем же Александром Васильевичем Шустровым. Вполне подходящая фамилия для столь деятельной натуры, поскольку по мере нашего продвижения в направлении княжеской едальни тот на ходу успевал отдать какие-то распоряжения попадавшимся навстречу лакеям, горничным и прочим слугам.

Обставленный с излишней, на мой взгляд, роскошью зал. За столами куча народа. Интересно, такие обеды традиция или банкет в мою честь? Хотя, кто я такой, чтобы в ознаменование моего появления устраивать столь массовое сборище членов рода. Впрочем, вполне возможно, прадед устроил внеплановый слет родни, чтобы те посмотрели на новоявленного князя и оценили. Короче, делаю морду лица кирпичом, дескать, вообще не тушуюсь по поводу происходящего и жду, что скажет патриарх.

— А вот и наш долгожданный неофит, — объявил во всеуслышание знакомый мне по изображениям из Сети хоть и пожилой, но вполне еще крепкий мужчина. — Проходи, правнук, присаживайся одесную. — И указал рукой на свободное кресло по правую руку от себя.

Согласно этикету, я поклонился патриарху и, обведя взглядом присутствующую публику сказал:

— Лев Григорьевич, уважаемые родственники, рад, что неожиданно для себя я оказался приобщенным к столь древнему российскому благородному роду. Постараюсь не запятнать честь Засекиных ни словами, ни поступками. Надеюсь, в дальнейшем поближе познакомиться с каждым из вас, коль будет на то ваше желание.

Затем с независимым видом, то есть, всё с тем же выражением «морда кирпичом» проследовал на указанное мне место. Перед началом трапезы все присутствующие встали. Патриарх процитировал наизусть «Отче наш», народ в нужных местах осенял себя крестным знамением, кланялся и говорил: «Аминь». Я хоть еще тот богомолец, но в чужой монастырь со своим уставом не лез, поступал как все.

За обедом царила мертвая тишина, лишь изредка нарушаемая обращением сидящих за столом гостей к обслуживающему персоналу принести то или иное блюдо.