Книги

Варшавский договор

22
18
20
22
24
26
28
30

– Стоп, – скомандовал Валера и снова посмотрел на ребят.

Юля обернулась было к ним, но Валера уже, кажется, пришел в себя.

– Слушай, и действительно – забавно как получается. Я, главное, недоумеваю, что за Чулманск, как туда ехать – а тут у нас живой гид, оказывается. Ну, Юль, мы вас порасспрашиваем тогда перед отъездом – я вот только служебное задание уточню, а то пока едем как царевичи, за тем – не знаю чем. Слав, ты давай билетами…

– А давайте я вместе с вами поеду! – неожиданно для себя выпалила Юля, ужаснулась и тут же загорелась идеей. – В самом деле, давайте, а?

– Ну как… – неуверенно сказал Валера, не успевавший за полетом Юлиной мысли.

– Ну так: у меня ж три дня осталось, это ерунда, я все равно улететь раньше хотела, да билетов не было. А вы если четыре достанете, то и пять сможете, так? А я вам за это все расскажу, и покажу, и проведу, и познакомлю со всеми! – вдохновенно протараторила Юля, улетая в мечты о том, что она сможет показать, с кем и по какому поводу познакомить – да и мало ли куда улетают девичьи мечты, пока девица болтает.

И Валера согласился. Принял решение – и начал его выполнять. По-мужски.

Он сказал:

– Хорошо. Только, Юль, есть у нас еще одно дело. Может, прогуляемся?

– Куда? – всполошенно спросила Юля, чувствуя, что багровеет скулами и вообще выглядит непристойно.

– Ну, есть там пара вопросов, – уклончиво ответил Валера, потупив глаза, как маленький, понял, видимо, что выглядит забавно, и деловито обратился к Эдику со Славой: – Казанову нашего сюда, быстро. Ну и потом… Билеты и все остальное, вы знаете. Я через часок буду.

Через часок – это вряд ли, сквозь прилившую кровь трудно подумала Юля.

Они вернулись через два часа. Юля вспоминала эти два часа почти до самого конца. И ни о чем не жалела – почти до самого конца.

Началось все скверно, а кончилось слишком быстро.

Зато Юля даже не успела испугаться.

Часть первая. Отеческий долг

20—21 ноября

Глава 1

Фоксборо. Тим Харрис

Пока Тим лежал неподвижно, нога почти не болела. Чуть ныла, чтобы помнил: шевелиться не стоит. Тим не хотел шевелиться. Он хотел умереть. Смысла жить больше не было.