На улице на меня смотрели, как на красивую беременную женщину — с умилением и желанием уступить место. Из моего воротника выглядывала усатая фырчащая морда и одна лапа, которая руководила и пальцеводила, направляя глупого меня на путь истинный. В итоге мы купили в зоомагазине клетку и корм для мышки Гарри (самый дешевый) и в ларьке у нерусских — два с половиной килограмма орехов и сухофруктов для Мармоши. Самых дорогих. При попытке попробовать орех меня цапнули за подбородок и отобрали, так что я так и не узнал, почему эта фигня столько стоит.
Дома я высыпал орехи и фрукты в самую большую вазу для печенья, отсыпав четверть в отдельный пакет — для Даши. На пары я не пошел, так что пойду сразу к ней, чтобы в академии не светиться. Скажу всем, что был занят. Тетушку лечил, от ушиба енота.
Мармоша не видела, как я отсыпал, потому что ходила куда-то по своим мармошьим делам, а когда вернулась и увидела вазу, ей резко стало не до чего — у нее в глазах сверкали горы еды, как монетки у Скруджа МакДака. Она ловко забралась на табуретку, потом на стол, запустила обе лапы в вазу и достала горсти орехов вперемежку с изюмом, медленно просыпающиеся между пальцами, вздохнула с умилением, опять набрала два жмени, полюбовалась… посмотрела на меня, скривила мордочку и сгорбилась. Взяла из вазы одну маленькую изюмину, и не глядя протянула мне.
Я аж замер. Прижал ладонь к сердцу и прошептал:
— Не жалко? — Она тяжко вздохнула и промолчала. — Серьезно, это все — мне? Мармошенька, я же лопну!
Она зафыркала, забурчала и взяла еще один орешек, положила передо мной на стол и отвернулась, сложив лапки на пузе и задрав нос, как будто говоря, что это ее последнее слово и больше она ни на шаг от своего не отступится.
— Какая щедрость, — впечатленно качнул головой я, смахивая в ладонь свою одну изюмину и орешек. — Наслаждайся, зверь, я пойду Гарри покормлю.
Она кивнула мне и опять запустила в вазу обе лапы.
Гарри оказался питомцем тихим и покладистым, в отличие от того же енота — Мармоша постоянно занимала мой комп и оставляла на столе тарелки.
Когда я вечером собирался на работу, она каким-то чудом перетащила свою огромную миску с орехами на мою кровать, обложила кругом подушками и устроилась прямо внутри, выпячив пузо с насыпанными сверху горкой орехами. Она была такая круглая, что создавалось впечатление, что она просто открыла рот на ширину миски и стала вползать внутрь, всасывая орехово-сухофруктовую массу, как удав кролика, а когда закончила, то оказалась внутри и выбраться уже не смогла. Судя по заоблачно довольному виду, ее это ничуть не беспокоило, она была счастлива, как может быть счастлив только сытый енот в миске с ништяками, которому абсолютно никуда сегодня не надо.
Сумку я уже собрал и стал одеваться, снял домашнюю футболку, начал расстегивать штаны. Услышал, как зверюга громко хлопнула в ладоши и из моего мобильника заиграла «You can leave your hat on».
Я обернулся.
Еноша смотрела на меня хитрыми, до одурения довольными глазами.
Я подумал, что уже не раз при ней переодевался.
Забрал вещи и пошел в ванную.
В ванной на сушилке для полотенец сохли мои возмутительно чистые перчатки. Внутри что-то нехорошо натянулось, я позвал: — Мам?
— А?
— Ты стирала?
— Да. Форму твою, футболки и еще какие-то перчатки там в рюкзаке лежали, грязные, как будто ты в них траву рвал. Но я отстирала, вон висят. Это футбольные?