– Я копил деньги на это. Довольно долго. У меня есть счет в банке для этой цели, для путешествий. Я получил наследство от своих бабушки и дедушки, когда был подростком, я работал, когда учился в средней школе, я вложил в это все свои деньги, что мне подарили на день рождения… и так далее.
Я подняла брови, и он виновато кивнул. Мы иногда разговаривали так, без слов.
После минутного виноватого молчания он прочистил горло и глотнул еще кофе.
– Я хотел сделать это с тех пор, как мне было двенадцать. Вот как долго я копил деньги. Теперь, когда нас двое, путешествие, вероятно, будет короче, но и лучше, так что все уравновешивается.
Знакомое покачивание земли под ногами я ощутила еще до того, как смогла принять осознанное решение.
Глава 19
Август появился внезапно. Это было похоже на волшебный трюк.
Шарлин было двадцать четыре. Мать Валенсии позвонила 3 августа, притворившись, что хочет поговорить о чем-то другом, а потом сделала паузу и выпалила новость, а Валенсия сказала: «О… Это ужасно». И это было все. Потому что Валенсия не знала, было ли ее матери известно, на ком лежит вина. И знал ли это кто-то вообще.
С годами август стал осязаемой вещью – не просто концепцией, не просто единицей времени. Он пришел ночью, 31 июля, и повис в воздухе, равномерно разделенный на дымчатые кристаллы, похожие на густой туман. Тяжелый, грязный, плотный. Она вдохнула его и поперхнулась. Попыталась помириться с ним, но не сумела.
1 августа Валенсия всегда просыпалась с ощущением, что все внутри ее жидкое, даже кости. Она чувствовала, что, если позволит себе заплакать, все ее тело изольется жидкостью и в конце концов на парковке возле колл-центра останется только кучка из кожи и одежды. Кто-нибудь наступит на нее, посмотрит под ноги и спросит: «Что это?» А кто-то другой оглянется и ответит: «О, это была Валенсия. Она очень расстроилась и всю себя выплакала».
В этом году все было масштабнее и хуже. До 3 августа оставалось два дня.
Она еще не выбрала пункт назначения для своей поездки и была строга сама с собой, с Джеймсом, с Грейс из-за того, что еще не купила билет, поскольку вариантов было много, а сузить круг не получалось. Теперь она поняла, что снова лжет, а билет не купила, потому что никуда не собирается ехать. Доказательством служило ее рабочее расписание – она не просила отгул. 3 августа придет и уйдет, а она так и останется в своем кресле, разговаривая по телефону, а потом, через несколько недель, ей исполнится тридцать пять.
Она стояла рядом со своей машиной, зажмурившись, делая глубокие вдохи и считая до восемнадцати. Глаза она открыла как раз в тот момент, когда на своем велосипеде подкатил Питер. Он лучезарно улыбнулся и притормозил, чтобы ехать рядом с ней, когда она направилась к зданию; переднее колесо качнулось, когда он потерял скорость.
– Ты в порядке? – Обычный вопрос. Вот только от Питера не совсем обычный; мать задавала ей этот вопрос каждый раз, когда они разговаривали. Грейс интересовалась пару раз в последнее время. На мгновение Валенсия ухватилась за это: в мире есть люди, которым в той или иной степени небезразлично, что с ней и как она, они заботятся о тебе. Губы невольно дрогнули в улыбке.
Внутренний голос возразил:
– Да, просто устала. Так рано, – сказала она, украдкой взглянув на него. Он снова покраснел. – Тем не менее спасибо. – Ему не надо стесняться из-за того, что он такой милый. Какая разница, жалость это или забота? В любом случае – внимание. Она не тот человек, которому требуется постоянное, неотступное внимание, но немножко участия нужно каждому. И когда это участие исходит от такого, как Питер, это можно зачесть как дополнительную порцию. Ее мать обязана заботиться о ней уже как родительница. Грейс, она из тех, кому до всех есть дело. А вот Питер… Да, Питер – это как добавка.
– Да, без проблем. – Переднее колесо снова затряслось. – Это… это… – Он поставил ногу на землю, чтобы не завалиться набок. – Сегодня так хорошо на улице, да? – Она почувствовала, как улыбка коснулась ее глаз. Когда он заговаривал с ней, то заикался, запинался и становился таким же неуклюжим, как и она. Валенсия всегда беспокоилась, что оказывает такое влияние на людей, что ее видимый дискомфорт в социальных ситуациях передается окружающим и затрудняет их общение с ней на обычном уровне. Она была благодарна Грейс, которая, похоже, обладала чем-то вроде иммунитета к ее проклятию. Как и Джеймс, которому, наверно, помогало то, что он не мог ее видеть.
Питер спешился и пристегнул свой велосипед цепью; она остановилась подождать его, чувствуя себя обязанной, ведь он подождал ее. Он повернулся к ней и улыбнулся.