Его бывшие рабочие вспоминали о мудром и справедливом руководителе. Известные на весь город учителя и врачи объясняли, почему они поддерживают Фомина. Газеты были добротно сделанными, яркими, добрыми и от этого особенно убедительными. До выборов оставалось чуть менее полутора месяцев, и по последним социологическим исследованиям, которые вездесущая Инка какими-то правдами и неправдами раздобыла в предвыборном штабе Варзина, рейтинг Егора Фомина составлял 53 процента. Это была чистая и убедительная победа. Причем в первом туре.

– Хорошо бы, – мрачно сказала Настя, ознакомившись с рейтингами, – а то второго тура я могу не пережить.

В штабе Фомина царило приподнятое настроение. Несмотря на незадавшееся покушение, все верили, что черная полоса позади и оставшиеся полтора месяца будут посвящены победному шествию Егора Фомина по пути к мэрскому креслу.

Обмыть результаты социологии решили в Сосновом бору у Стрелецкого. Настя настаивала, чтобы были только свои, но Алиса укоризненно покачала головой. В результате в Сосновый бор съехался весь предвыборный штаб в полном составе. Кроме того, позвали Инну Полянскую, да под покровом темноты приехал редактор «Курьера» Гончаров.

Чтобы совместить приятное с полезным, решили не сидеть за столом, а накрыть фуршет и под звон бокалов пообсуждать, что делать дальше.

– Все, что мы могли о Егоре рассказать, мы уже рассказали, – размахивая вилкой, на которую был надет маринованный огурец, Гончаров, как идейный вдохновитель кампании, излагал свое видение ситуации. – Дальше мы будем только повторяться, а потому либо стоять на месте, либо даже терять очки. Нам необходим качественный рывок вперед.

– И что ты предлагаешь? – внимательно посмотрел на него Стрелецкий.

– О! Я предлагаю гениальную вещь. Помните, как в фильме «Хвост вертит собакой?» говорит главный пиарщик президента? Нам нужна война! А если войны нет, значит, ее надо выдумать.

– Какая война? – перепугалась Настя. – Она нам уже и так объявлена. Предлагаете кого-нибудь зарезать взамен?

– Господь с тобой, Настасья, я человек исключительно мирный. У нас есть два пути. Первый – рассказать про покушение на Егора. У нас народ жалостливый. Думаю, что после парочки интервью про то, как он увидел своего зарезанного соседа и на минуту решил, что это он сам лежит, рейтинг скакнет вверх еще пунктов на восемь, а то и на десять.

– Нет, про это я рассказывать не буду, – твердо возразил Фомин. – У меня мама. Она этого не переживет. Да и Ромку с Вадиком жалко. Начнут к парням в школе приставать. Зачем? И, в конце концов, Нина Родионова тоже такого не заслужила. Она, конечно, и так, наверное, подозревает, что я к смерти Сереги причастен, но уж пиар себе на этой смерти делать я не буду. Не по-людски это.

– Зря, – пожала плечами Инна. – Юрий Алексеевич прав. На этой истории можно здорово подняться. А в политике, как известно, все средства хороши.

– Если Егор не хочет, значит, мы не будем про это рассказывать, – решительно перебила ее Настя. – Кроме того, мы же договорились, что в данном вопросе будем мытарить противника неизвестностью.

– Особенно ты мытаришь, – ехидно поддела подругу Инна. – Вы знаете, как она в избиркоме на Варзина с Кравцовым накинулась. Они аж побелели.

Настя сердито запыхтела.

– Стоп. – Стрелецкий примирительно поднял вверх ладонь. – Мы будем делать так, как хочет Егор. – В конце концов, это его кампания.

– Да и не по-мужски это – на жалость давить. Есть в этом что-то бабье, – кивнул Костя Скахин. – Мы и без этого победим, правда, Егор Александрович?

Инна наклонилась к Настиному уху:

– А Ссакину вашему кто слово давал? Чего он умного из себя корчит?

– Инка, прекрати! Он Скахин. И, по-моему, мы тут все на равных. Каждый имеет право высказать свое мнение.