- Безусловно, - вторит он мне. - Так я заслужил откровенность?

- Вполне. Но ты будешь разочарован - никакой тайны и никакой оригинальности. Своим прекрасным именем я обязана - о, ужас! - делаю большие глаза. - Своей матери.

- Не слышу в твоем голосе любви к женщине, что подарила тебе жизнь.

А у меня складывается ощущение, что именно ради информации о моих отношениях с матерью и был затеян весь этот разговор. Уж слишком притянута за уши последняя фраза. Он долго ждал подходящего момента, чтобы как бы невзначай спросить об этом, но он так и не наступил, поэтому он воспользовался полуподходящим.

Но я не буду его обламывать. Тайну из моей нелюбви я не делаю.

- Правильно не слышишь. Ее нет, - я тянусь к вафле.

- У вас какие-то терки с бывшей миссис Вандербилт?

- А я смотрю, твои шпионы и тут схалтурили. Их уволить мало за халатное отношение к работе. Мама никогда не брала фамилию отца.

- Серьезный недогляд. Я придумаю для них наказание пострашней.

- Уж сделай милость.

- Я задал вопрос, - обрывает он мою клоунаду, и я отвечаю серьезно:

- Никаких терок. Никакой любви. Никаких отношений. Она ушла от отца и перестала для меня существовать.

- От отца или от тебя? - смотрит в упор.

Но меня это не трогает.

- Ты же интересовался. Про мою жизнь в России знаешь. Зачем этот дешевый выпад? Мамуля забрала меня с собой. И быстро пожалела об этом.

- Почему?

- Потому что гладиолус! - отвечаю на автомате по-русски.

- Чего? - не понимает он.

- Ничего. Проехали. Ты, кстати, тоже не питаешь большой любви к отцу.

- Тебе показалось, - он резко закрывается и даже встает со стула, чтобы поставить чашку в мойку, вновь оказываясь у меня за спиной.