Стоило вставить до середины, Нелли тут же сдалась. Задница, бёдра и, в общем — то, всё тело расслабилось и обмякло. Понимая, что всё, начинаю долбить, всаживаю почти до конца, головка упирается в матку, не давая вогнать член полностью. От толчков Нелли тихо всхлипывает, похоже, плачет. Но смирно лежит, уже не сопротивляясь.
Долблю всё быстрее и вскоре кончаю прямо в неё. Оргазм сильный, и я сжимаю её от экстаза так мощно, что рёбра у бедной трещат. Однако она не рыпается, терпит до конца все мои спазмы внутри себя.
Ибо все барьеры сломлены. Она проиграла.
Отпустил, нано — броня уже перетекла с колен. Ноги можно свести, но она не шевелится. Просто сопит, уткнувшись носом в мех.
Чуть отдышался. Поднял её на ноги. Послушно встаёт, вся зарёванная, на меня смотрит дико. Верчу так — сяк, слушается.
Завернул голую задницу в накидку, взвалил на плечо безвольное тело и телепортировался в холл особняка. Поднялся по лестнице мимо оторопевшей служанки и в комнату её двинулся. Бросила на кровать. Спокойно развязал, разорвав скотч, снял кляп.
«Кошечка» с ужасом и обидой смотрит, вся в слезах и соплях, периодически всхлипы мощные бьют её непроизвольно. Покорно укладывается на бок, сжимаясь. Укрываю одеялом. Отступаю.
— Прости, Нелли, но ты не оставила мне выбора, — говорю уже в дверях. — Если решила быть свободной, твоё право. Но девственницей от меня не уйдёшь. Больше не держу. Решишь валить, коня лучшего дам, монет сколько увезёшь. А что касается обещанной армии от твоего папаши. Мы будем биться яростно против нечисти с вами или без вас. Даже если все сдохнем. Доброй ночи.
Закрыл дверь, прекращая слушать тихие всхлипы и ощущать ненависть на своей коже.
Такое гадкое и давящее чувство с Нелли испытываю уже второй раз. Первый, когда насильно укол делал, стремясь обратить в живую. И оба раза больно, млять. Да так, что и к столу возвращаться не хочется. И от себя самого противно.
Не убил, не покалечил. Только душу гордой «кошечке» изломал.
Утро следующего дня. Никогда не думал, что будет так страшно начинать новый день.
Да, всё из — за Нелли. Потому что всю ночь мне снилось, как обижаю её, а она потом одиноко плачет. Беззащитная, никому не нужная, поруганная. Отчаявшаяся.
Только сейчас спохватываюсь, нужно было приставить к её комнате «кошака». Да толку, окна из комнаты смотрят на Стеклянное море и обрыв.
«Кошечка» в комнате, узнаю от служанки. Опасаюсь сам туда лезть, тревожить не хочу. Стыдно. Я не я. Что на меня нашло? Не знаю… Злость, провокация. Мы расставили все точки, и она подтолкнула меня сама.
Мои нелепые отговорки и оправдания. Себя не обманешь.
Следующие тяжёлые два дня Нелли отказывается от еды. И просит выйти из её комнаты даже Вебисиду. Все всё понимают, но молчат. Делают вид, что «кошечка» просто приболела.
Два дня долбаного траура. И моей давящей вины.
Отвлекает лишь Ольви, пытливый ум которой всё не унимается. Генератор ей покоя не даёт, блокнот завела, (сам ей дал, а то больно смотреть на плотные рулоны свитков), что — то измеряет, всё записывает с умным видом. Похоже, она одна не в курсе, что я — грёбаный насильник.
На третий день является Гунуа у ворот! Вот так сюрприз!! Постовые оповещают своевременно, встречаю его прямо во дворе. Вид у деда в серебристой мантии, как у обосравшейся собаки. Он готов сейчас выслушать весь мой мат — перемат. Но я спокойно приветствую его.